Между…
ПОКОЙНИК (перебивая). Это я уже слышал. (Берет зонт, но руки не подает.) Что еще? Агитируй!
ТИЕР (лукаво). А я все уже знаю. Ты, прав, приятель.
ПОКОЙНИК. Подслушивал?
ТИЕР (улыбчиво). Таково мое предназначенье. Один поэт, гений, мы все его у себя очень любим, правильно сказывал: “…И вечный бой, покой нам только снится”. (Пауза.) Так вот, от имени и по поручению… (Указывает на землю.) Я могу предоставить тебе, дружище, беспокойную жизнь! В Аду… (Покойник кривится.) Может это не совсем то, что хотелось. (Пауза.) Ну, будут кое-какие страдания, но и развлечения тоже будут… А главное - сохранишь свое “я”, заживешь вечно!
ПОКОЙНИК (пугливо). Сильно буду страдать?..
ТИЕР (брезгливо, риторично). Что есть страдание? Это страшно, пока не привыкнешь.
ПОКОЙНИК. А народу у вас там много?
ТИЕР. Хватает. По последней переписи – в тринадцать раз больше, чем нужно.
ПОКОЙНИК. И все мертвые?
ТИЕР (хмурясь). Разные, разные у нас… Сам все увидишь! Если подпишешь… (Подает Покойнику свою бумажку. Тот с неким отвращением разворачивает ее и углубляется в чтение.)
ТИЕР (спустя минуту). Ну как, устраивает?..
ПОКОЙНИК. Что-то не очень… Вот (Тычет пальцем.) тут: “мучения для постояльцев обязательны”. (Пауза.) Сковородку раскаленную лизать?..
ТИЕР (смеется). Такое было еще при Мефистофеле… Сейчас применяются прогрессивные методы.
ПОКОЙНИК (напряженно). Это какие?
ТИЕР. Не уполномочен… Чего не могу – того не могу. (Пауза.) Кстати, у нас предусмотрены и разгрузочные дни. Дни отдыха, так сказать: по понедельникам… и еще – каждая последняя пятница месяца.
ПОКОЙНИК. А праздники?..
ТИЕР. Таковых не имеется. Мы ж не небесная канцелярия. У нас заведение образцового порядка! Как писывал Николай Васильевич во втором томе своих «Мертвых душ» – “Полюбите нас черненькими, беленькими нас всякий полюбит…”
ПОКОЙНИК (пропуская Гоголя мимо ушей). Ну, а насчет этого дела? (Щелкает себя по шее.)
ТИЕР (улыбаясь). По выходным – сто граммов водки. Творческой интеллигенции, бывает, и по двести.
ПОКОЙНИК. Маловато. Казенка хоть?
ТИЕР. Иной не производим.
ПОКОЙНИК (как бы в оправдание). Знаешь, какая у меня фамилия… была?
ТИЕР (удивленно). Конечно. Я все о тебе знаю. (Шепчет Покойнику на ухо.)
ПОКОЙНИК (с горечью). Вот-вот. Как не пить с такой фамилией? (Пауза.) Слушай, а оркестр у вас есть? У вас должен быть духовой оркестр!
ТИЕР. Запрещено конституцией. У нас другие “медные трубы”…
ПОКОЙНИК (разочарованно). Еще огонь с водой. (Показывает Тиеру свои пальцы.) Я ведь трубач, профессионал… Не смогу без музыки!
ТИЕР. Мозоли нужны не только на руках, но и в голове. (Пауза.) Вот подпишешь бумагу, что-нибудь придумаю…
ПОКОЙНИК. Так я и поверил. (Задумывается.) Ладно, делать нечего. Нет счастья – ни там, ни тут. Ад меня больше устраивает, не привыкший я к спокойной жизни. Давай ручку… подпишу.
ТИЕР (довольный, потирает ладони. Затем хлопает себя по кар-манам). Неужто потерял? Или свистнул кто… Что делать?.. И дождь вон кончается.
ПОКОЙНИК (брезгливо). Не кровью же мне расписываться.
ТИЕР (ворчливо). Кровью нельзя. Отменили кровью… Теперь с этим строго – только черными чернилами, иначе не примут документ.
ПОКОЙНИК (весьма удивленно). И у вас бюрократия?
ТИЕР. Так она, родимая, всюду. Хотя ей на нашем последнем шабаше и борьбу объявили – пока безрезультатно.
ПОКОЙНИК. Ну, тогда… иди, ищи ручку. А я прилягу – устал тут с вами… (Удобно устраивается в гробу и даже “для приличия” закрывает глаза.)
ТИЕР (в растерянности). Что ж делать? (Пауза.) Я быстро… Здесь недалеко… Ты только не уходи никуда. Я скоро…
Тиер, оглядываясь, убегает. Дождь на фоне затухающего месяца прекращается совсем. Вспыхивают свечи, и как-то сразу становится заметно светло. Похоронная мелодия постепенно стихает.
Явление 5
Бывший музыкант поднимается, с трудом сходит с катафалка (на ногах заметны разноцветные тапочки: один – белый, другой – черный). Ахая и охая, направляется к краю сцены. Останавливается, на мгновение замирает. Затем напряженно глядит по сторонам… Внезапно его освещает довольно яркий луч прожектора. Покойник вздрагивает, но, видя, что рядом никого нет, немного успокаивается.
ПОКОЙНИК. Тела, тела своего не чувствую. Так больно… Неужели это смерть? Неужто она такая? Разве жизнь – это дорога к смерти, и она пролетает быстрее, чем летние каникулы?.. (Пауза.) Ангелоподобный старикашка утверждает, что “жизнь не вме-щается в рамки жизни”. Какая гнусность! Жил себе человек, как умел. И вдруг – бац! Нет его… Ну, пусть нехорошо жил – ни в бога, ни в черта не верил. Пускай и толку-то никакого не было – так что? На тот свет?.. Чудно придумано кем-то! (Пауза.) Ну, нет! Я не рыба консервированная! И не жук для коллекции! Чтобы на мне эспериментировать… Да, черт попутал, бог послал. Исчезни музыкант, сгинь трубач… Кода, финита! Не существует тебя!.. Самое настоящее свинство!.. Я, быть может, жить хочу. Ведь только один раз всего и жил… Мало! Тоже мне, представители!.. (Указывает за сцену.) Повыдумывали рай, ад. Покой, вечность. Впуклость, выпуклость… Да идите вы! (В клочья рвет бумагу Тиера: каждое движение сопровождается какими-то жуткими звуками.) Я еще сбацаю на своей трубе! Я докажу… всем докажу… Поживу еще. Лучший выход – это вход! (Умоляюще смотрит на зрителей.) Люди, люди… защитите, спрячьте. (Отшвыривает зонт и устремляется через весь зал – с криками и почему-то с улюлюканьем.) Люди! Хорошие! Добрые! Родные!.. (Пока не исчезает совсем.)
Ни солнце, ни месяц уже не различимы на небе. На сцене же сразу возникают представители Рая и Ада: мечутся, сталкиваются, падают, ругаются… Их прерывает оглушительный удар молнии! И тогда они, гроб, катафалк - все растворяется, как сон.
Но всякий сон проходит, кончается. И теперь посреди сцены (опять же при довольно плохом, томном освещении) “красуется” обычный, старенький, пошарпанный домишко, коих в любом пригороде предостаточно. На блеклой, покосившейся веранде наш “бывший” Покойник откровенно хлещет водку, зажевывая ее сморщенными, помятыми, поздними огурцами, покоящимися на старой, пожелтевшей, прошлогодней газете. Лицо его все так же плохо различимо, хотя и добавилась некая “серая розовость”. Кстати, теперь на нем вместо того пошловатого “похоронного” костюмчика с дурацким значком – обычный домашний халат, правда, изрядно поношенный, местами в заплатах.
В межстаканных паузах Покойник “прикладывается” к своей отполированной, блестящей трубе (к самому ценному и любимому, что у него есть) и тогда – льется чудная музыка (трубач из Покойника действительно отменный). Понятно также, что он ничего вокруг не замечает, кроме трубы, водки и огурцов. А просто очень доволен своим бегством из того “инородного небытия”, и по-своему рад, что продолжается жизнь – на этом свете, что он находится в родной обстановке, вершит такие традиционные и привычные “обряды”…
В это самое время: по канату “с неба” неуклюже и смешновато спускается Аир, а из обычного канализационного люка, что у самого дома Покойника, горбатясь и матерясь, вылазит Тиер.
Оба – сердиты, свирепы даже, весьма недовольны – и бременем, и пространством.
ТИЕР (отыскав глазами Аира). Да он сбежал, как новый Каин, унося в душе ад и проклятие.
АИР (ответствуя). Как же! Скорее это Авель, не смирившийся со своей гордыней и не мыслящий, к чему подобное приводит.
ТИЕР. Вновь ты, божий одуванчик, противоречишь истине!
АИР. Истина, паскудник, только одна.
ТИЕР (сморкается). Ага – в вине!
АИР. Вино – это кровь Господа. Я же верный слуга ему, а вот ты…
ТИЕР. А я… а я многолик и ужасен, как мой хозяин, у которого столько имен: (Перечисляет бегло и пафосно.) Бес, Сатана, Демон, Антихрист, Шайтан, Асмодей, Воланд, Азазелло, Ирод, Демиург…
АИР (громко перебивая). У нас хоть и меньше имен: (Тоже довольно бегло и еще более пафосно.) Зевс, Адонай, Мессия, Баган, Иисус, Иегова… однако, все – добрые, справедливые!
ТИЕР. Ха, ха, ха - три раза.
Наконец наш трубач замечает этих “незваных гостей”, резко вскакивает, сильно ударяется головой о низкий, тонкий, прогнивший потолок террасы, который, не стерпев такой “наглости”, проламывается, и – голова Покойника застревает в его узком проеме – и обратно уже никак не проходит… Бедняга не может вымолвить ни слова, а только что-то шепит и тычет в Аира-Тиера дрожащими пальцами. Глаза его скачут от страха и чуть не выпрыгивают из затуманенных орбит.
ТИЕР (Покойнику, гневно и простовато). Ты труп, приятель, тебе ведь уже было сказано…
АИР (в том же духе). Пора возвращаться. Тень, знай свое место!
ТИЕР. Да мы б тебя где угодно сыскали, глупец. От тебя ж за версту несет – мертвячиной. (Сморкается в рукав.) Никакой водкой не заглушишь…
АИР. Вот именно – бессмысленно нас дурачить. Только хуже будет. Еще никому не удавалось ускользнуть. Нету третьего измерения. Третьего – не дано!
Явление 6
Покойник, окончательно “протрезвев”, выбирается из своего кумедного “заточения”, машинально достает из грязного картонного ящика новую чикушку, распечатывает ее…
ПОКОЙНИК (раздосадованно). Нечем даже угостить… Вот, только это (Указывает на “стол”.) от поминок осталось. Здесь меня тоже, сами знаете, похоронили.
АИР. И правильно сделали.
ТИЕР. Конечно, правильно. Усопший должен быть предан земле!
АИР (язвительно). Одно существенное уточнение: тело – земле, а душа – небу!
ПОКОЙНИК (по-прежнему о своем). Закуски – никакой. Мебель, вон, и ту вынесли. Так что некуда вас посадить…
АИР. А мы и не собираемся!..
ПОКОЙНИК. Да уж. Воистину: когда богат, то дьявол держит за хвост, а если беден – за горло.
ТИЕР. Чепуха! В богатстве и в бедности, в жизни и в смерти – я тут как тут, я рядом. Таково мое предназначенье.