Начальник лифта
НАЧАЛЬНИК ЛИФТА
( б у р л е с к )
Задействованы:
Порфирий Мымриков - машинист лифта со стажем, мелкий пакосник и баламут.
Самуил Бомбардин - жилец дома, ушлый толстячок в квадратных очках, специалист узкого профиля.
Филипп Пузанько - фамилию свою явно не оправдывает, зато романтик и вообще специалист широкого профиля.
Валя-Валентина - жительница дома, молодая и влюбчивая, принимающая все близко к сердцу.
Аркаша Конашкин - уравновешенно-безобидный пессимист и поэт-нетрадиционалист.
******************************************
Окраина мегаполиса. Типичный спальный район. Будто грибы, расположились одноподъездные высотки. На авансцене же – дом основной. Из-за своей “важности” он словно виснет над всем и всеми: оттого пред взорами зрителей предстают лишь последние его этажи, квартиры на которых “разделены” по обе стороны лифтовой шахтой. А еще – под самой крышей – рабочее поме-щение “мастера по надзору за эксплуатацией лифта”, о чем собст-венно и гласит табличка-указатель.
В этой коморке лифтер Порфирий Кондратьевич Мымриков с весьма унылым и сонным видом продолжительное время машинально так щелкает железной линейкой по столу: “Бам-ц! Бам-ц! Ба-бам-ц! Ба-ба-ба-бам-ц!” Постепенно ему это надоедает, и тогда он, сдавливая кнопку пульта, традиционно тормозит лифт, в коем в данный момент находится Самуил Феликсович Бомбардин, а еще включает специ-альное переговорное устройство в кабине.
Бомбардин (слегка испуганно). М-мама. Мамочка! (Однако почти сразу же улыбается – натура такая.) Чудненько! На работу не пойду. Возьму в жэке справку: в лифте застрял – и не по своей вине. Во как! (Даже пританцовывет от такого нежданно свалившегося “счастья”.) Часок-другой пережду, журнальчик почитаю… (Достает из портфеля толстый журнал, и поправляет чуть съехавшие очки.) …А что – здесь уютно, прохладненько. Сидеть только не на чем. Кресло-качалку бы сюда…
Мымриков (по селектору, с саркастичной ухмылкой). Может еще и кровать застелить - белоснежными простынями?
Бомбардин (слегка удивленно). Ой, кто это? Кто говорит?.. Вы где? Здесь что ли? (Прикладывает ладонь, а затем и ухо к переговорному устройству. Мымриков же что силы щелкает своей линейкой, и Бомбардин аж подпрыгивает от такой резко-неприветливой неожи-данности.) Ай!
Мымриков (ответным криком). Господа, наш луноход отправ-ляется! Пристегните ремни… Следующая остановка – созвездие Волопас. Пас-пас-пас-пас… (Давя на кнопку, включает электрику лифта.)
Бомбардин. Эй! Эй-е-е-ей! Немедленно прекратите шуточки. Сейчас же откройте… выпустите меня! (Тарабанит руками по дверце.) Кто вам позволил управлять лифтом в нетрезвом состоянии, гражданин?
Мымриков. Спокойствие, только спокойствие. То ж мне, Гагарин! Что, до сих пор не вразумел, кто ты есть таков: первый человек или последняя собака?.. (Вновь вырубает электричество. Но, ничего не желающий понимать, Бомбардин продолжает нервничать…) Ну, ладно, ладненько. Ну, не буду, не буду. Все-все! (Включает лишь свет в лифте.) Давай, что ль, знакомиться, раз такое дело?.. Пор-фирий… Кондратьевич, специалист… по лифтам. С огромным, нужно сказать, стажем! Так-то… А ты-то кто таков будешь, с каких краев?
Бомбардин (уж и не зная, возмущаться или пообщаться с про-казником-лифтером). Я… меня… Бомбардин Самуил Феликсович. И я тут живу. В этом подъезде. (После паузы.) Нельзя так с людьми поступать, уважаемый, даже если вы и специалист! Прав таких не имеете. Вот!
Мымриков. Ладно, ладненько, Самуил… Я ж покаялся уже. Чис-тосердечно! Давай, давай-ка просто так поговорим: по-житейски, по-соседски…
Бомбардин. Во-первых, мы даже не видим друг друга… А во-вторых, пожалуйста, можно и поговорить. Только недолго, мне ведь еще справку нужно взять, что я заст… задержался тут – по вашей милости, и отнести на работу… Вот вы, Порфирий Кондратьевич, мо-жете дать мне такую бумагу?..
Мымриков (после некоторого раздумья). Могу. Чего ж не дать хо-рошему человеку, можно и дать – любую бумажку, да что угодно…
Бомбардин (удовлетворенно). Это хорошо. А не-то мне влетит, если вновь опоздаю… без уважительной причины. Директорша… на овощ-ной базе – всегда на посту. Все видит, все замечает…
Мымриков. А ты кем там числишься? Небось, по финансовой части?
Бомбардин (удивленно). Да. Точно так. А как вы?..
Мымриков (напыщенно). Талант, понимаешь, у меня такой – талантище: я в момент человека щелкаю – любого, в р-раз!.. (Пауза.) Послушай-ка занятную историю, что случилась с одним моим давним знакомым, засранцем-иностранцем… (Сия “история”, впрочем, как и все последующие, наверняка, заимствованы Порфирием Кондратье-вичем из специализированных мужских изданий или же комиксов.) Так вот, значит, этот заправский донжуан прилетел с бизнес-визитом к нам из самого Парижа. В аэропорту, после таможенного контроля, он уселся в кресло, чтобы выкурить “дежурную” сигарету. И долго-долго не мог отвести взгляд от манящих бедер девушки-красавицы напротив, просматривающей какой-то журнальчик и разок-другой выразительно на него взглянувшей. Наконец, опустив журнал, она встала, и вруг уронила сумочку, из которой на пол рассыпалось все ее содержимое. Когда она нагнулась, только слепой мог не заметить, что девушка в этот теплый день не посчитала нужным надеть нижнее белье. Француз расценил этот жест как явное “приглашение к танцу”. И он тутже метнулся на помощь… Когда вещи были собраны, красавица отбла-годарила его таким взглядом, от которого пульс у того забился в ритме боевого барабана, и, еще раз обернувшись, продефелировала по длинному залу к выходу. Иностранец по инерции ринулся за ней. И лишь на полпути он вспомнил о своих чемоданах… На месте которых, увы, остались лишь утренние парижские газеты.
Бомбардин (выслушав историю не без интереса). Ух, ты! Бывает же… Да-а… А вот скажите, чем я занимаюсь в свободное время?.. Хобби какое у меня?
Мымриков (без раздумья). Марки, что ль, собираешь…
Бомбардин (сняв свои квадратные окуляры, весь улыбаясь). А вот и нетушки! На такое все способны, этим многие балуются… А вот я, уважаемый Порфирий Кондратьевич, очень интересуюсь вышивками и гобеленами. Да, да, не смейтесь. Это так чудесно! (После паузы.) Ах, это “дивное одеяние шафранного цвета с изображением битвы титанов, сотканное смуглыми девами для Афины Паллады! Или велариум, натянутый по приказу Нерона над римским Колизеем – представляете, такое громадное, алое полотнище, где отражается младой Аполлон в своей небесной колеснице, влекомой каурыми жеребцами! Господи, если б вы только видели вышитые для жрецов Солнца изумительные салфетки, на которых всевозможные лакомства и яства, какие только можно пожелать для пиров и вахканалий! Или погребальный покров короля Хильперика, усеянный тремя сотнями золотых пчел… или возбудившие негодование епископа Понтийского фантастические одеяния – на них, будто живые – люди, львы, орлы и куропатки… или одежда принца Орлеанского, с вышитыми на рукавах жемчугом стихи и музыка к ним!.. Ну, а комната, приготовленная в Реймском дворце для королевы Бургундской: где на стенах – тысяча триста двадцать девять попугаев и пятьсот шестьдесят одна бабочка, на крыльях у коих красуется маленький династический герб!.. Траурное ложе Екатерины Медичи обвито черным бархатом, усеянное полу-месяцами, и полог его весь из узорчатого шелка с венками, гирляндами и бахромой… В покоях Людовика – серебрянные кариатиды высотой в пятнадцать футов, а парадное ложе польского короля Яна Собесского возвышалось под шатром из золотой парчи с вышитыми бирюзой строками из Корана: шатер этот поляки изъяли в турецком лагере под Веной, под его блестящим куполом прежде стояло знамя пророка Магомета. (Мымриков наконец-то сумел вставить свое нехитрое “Ну-у, блин!” Однако, на большее его не хватило. С отчужденно-увлеченными, искрящимися глазами Бомбардин продолжал “блаженствие”.) А ведь я еще и коллекционер! Собиратель!.. У меня имеются лучшие образцы индийской кисеи, затканной красивым узором из пальмовых листьев и радужных крылышек скарабеев… Есть и газ из Даккии, за свою прозрачность получивший несколько названий – “сеть воздуха, водяная струя, вечерняя роса”, а также причудливо разрисованные ткани с острова Ява, желтые китайские драпировки тончайшей работы, книги в переплетах из атласа цвета корицы или синего шелка, затканного лилиями – символ французских королей, вуали из венгерского кружева, нежная сицилийская парча и жесткий испан-ский бархат, грузинские изделия с цехинами и японские фукусас золотисто-зеленых тонов с вышитыми по ним необычными птицами чудесной окраски.” Вот! Вот оно как, дорогой вы мой человек! (Абсолютно не замечая, что у Мымрикова вконец “испортилось настроение”, что «энти» разглагольствования ему откровенно скучны и просто-таки “не в жилу”.) Вот оно, милый, милый Порфирий Кондратич…
Мымриков (все ж не выдержав). Да катись ты!.. Без всякой справки, чудило… (Открывает двери лифта.) На Яву, в Даккию свою задрыпанную, к Магомету, к Иисусу, к… (Непредвиденная пауза.) Со своими вышивками, гобленами и гобеленами.. со всей, понимаешь, хирней-мурней! (В некоем удивлении, почесывая затылок и вправляя за уши слегка запотевшие очки, Самуил Феликсович вышагивает из лифта и по ступенькам, на полуавтомате, бредет в на-правлении выхода из подъезда.)
А в лифте объявился другой жилец – Филипп Илларионович Пузань-ко. Однако он не жмет кнопки, не стучит в двери и не ругается. Лишь грустно так разглядывает потолок…
Мымриков (вновь заскучавший и, почему-то имитируя женский голос, первым начинает “игру”). Эй, господин-товарищ-барин… кто будете?