Синьора Коломбина

Е.Леончук _ Arivederla, signora KolombinaArivederla,
signora Kolombina * (Kein anderer)*
© 2002, Евгений Леончук (Екатеринбург)

Arivederla, signora Kolombina * (Kein anderer)*
*Прощайте, синьора Коломбина. *(Никого нет).

Подвал старого кирпичного дома. Маленькая пыльная кровать. Покосившийся, но еще
крепкий, массивный стол. Под самым потолком — маленькое окошко. У стены висят, едва
касаясь пола, две марионетки: юный Рёбешп (Robeschp) и прелестная Шёли (Shirly). На
руках у обоих соответственнополые куклы-перчатки. У Рёбешпа — Ёрлькен и Пьюррен, у
Шёли — Мьяльфен и Кёльбюн. Перчатки оживленно «беседуют». ******************************************

Мьяльфен — Ах, боже мой, перестаньте, я не могу вас больше слушать!
Ёрлькен – Кёльбюн, а давай ей уши заклеем!
Кёльбюн – Давай лучше рот зашьем — пусть слушает и не стонет!
Пьюррен – Друзья мои, зачем же так?
Кёльбюн – Мы к тебе в друзья не навязываемся, и ты не натряхивайся!
Ёрлькен – Да! Таких, как ты, друзей за ухо и в музей!
Кёльбюн (Пюррену) – Лучше молчи, герой, а то и тебе решим пасть зашить!
Пьюррен – Вы же все равно ничего не сделаете, зачем попусту девушку расстраивать?
Кёльбюн – Мы просто обсуждаем наличную действительность.
Ёрлькен – А ей все равно нравится себя жалеть. Она млеет и тает от своей
чувствительности. Вот и ладно! Мы ей в этом не мешаем, пусть и она нам не мешает!
Пьюррен – Вы злые! Вот я бы все на свете отдал, лишь бы она не плакала!
Ёрлькен – Мы тоже хотим, чтобы она заткнулась!
Кёльбюн – Да и нет у тебя ничего.
Ёрлькен – И вообще никого нет.
Кёльбюн – Kein anderer.
Ёрлькен – Да, именно, kein anderer, никого нет!
Кёльбюн – А ее восторги по поводу этой гнилой пещеры в горле торчат под разными
углами, дальше некуда!
Ёрлькен – Была б моя воля, давно б отсюда смылся!
Пьюррен – Я тоже хочу обратно на сцену!
Ёрлькен – Никаких «тоже», тупица! Сцена без нас не опустела!
Кёльбюн – Нам туда не надо, нужна свобода от затхлости и безвыходности!
Мьяльфен – Вы приглядитесь,  и поймете, как здесь, на самом деле, хорошо и уютно!
Ёрлькен – Дебилам везде неплохо!
Кёльбюн – Они плохо отслеживают реальность!
Пьюррен – Господи, ну сколько можно издеваться над девочкой!
Кёльбюн (ехидно) – Господи, ну сколько можно апеллировать к Богу! (серьезно) –
Живите с ним, но не трогайте его!
Ёрлькен – Оставьте его в покое!
Кёльбюн (поет)- Requiem aeternem por Dominus! («Вечный покой…Богу» (переложение
католической молитвы))
Ёрлькен – Пойдем в проповедники!
Кёльбюн – У нас получается!
Смеются.
Пьюррен – Не смешно! Вы не способны, как раньше, разменялись на мелочь!
Ёрлькен (серьезно) – А мы не смешим, мы не клоуны!
Кёльбюн – Клоун здесь…
Фраза резко обрывается. Куклы замирают. Входит хозяин в мокром плаще и
широкополой шляпе. Не раздеваясь, проходит к столу, устало садится, глядит в зеркало,
стоящее на столе, снимает шляпу, надевает рыжий парик, красный нос, горько улыбается,
резко бросает парик на пол. Долго стоит, думает. Подходит к марионеткам, снимает у них
с рук Пьюррена и Мьяльфен, выходит из подвала.
Шёли – О-о…
Рёбешп – М-да…
Шёли – Никак не ожидал он такого вот конца…
Рёбешп – Какой ужас! Мьяльфен больше не вернется!
Шёли – На это-то наплевать. Я не ждала, что он до такого докатится: раньше он с нами
зарабатывал на жизнь, теперь — нами.
Рёбешп – Ты думаешь, он  их продаст?
Шёли  – Зачем иначе?
Рёбешп – Может, выступление…
Шёли – Не смеши. Ему все это давно надоело. Удивляюсь, почему он не выкинул и не
продал нас раньше — мы его тяготим.
Пауза.
Одновременно резко поднимают перчатки.
Кёльбюн – Ну вот!
Ёрлькен – Наконец-то мы от них избавились!
Кёльбюн – Счастье привалило!
Ёрлькен – И больше никого нет! Kein anderer!
Кёльбюн – Kein anderer. Only мы. Но…одно «но».
Ёрлькен – Но? Ты думаешь, как бы он и нас…?
Кёльбюн – Ну да.
Ёрлькен – Не «ну да», а «да, именно»! А именно: или он нас, или мы его.
Кёльбюн – Лучше мы его, чем он нас.
Ёрлькен – Да, и никаких вариантов.
Кёльбюн – А как?
Ёрлькен – С этим сложнее. Надо подумать.
Кёльбюн – Некогда думать!
Ёрлькен – И нечем!
Смеются.
Ёрлькен – А давай…
Замолкает, замирают.
Входит клоун. В одной руке – Мьяльфен, в другой- булка хлеба. Кладет их на стол,
садится, задумчиво смотрит на хлеб, автоматически отрезает ломоть, кромсает его на
мелкие кубики, стряхивает на пол. Бросает нож, открывает шкаф, перебирает одежду,
кидает ее на пол. Находит фотоальбом, садится на гору одежды, раскрывает его и
разглядывает снимки, дотягивается до ножниц и начинает резать фотокарточки. Лишь
одну из них он кладет во внутренний карман плаща. Встает, бросает альбом в кучу
одежды, туда же швыряет булку хлеба, затем обрезает нити Рёбешпа и кладет его сверху
на ворох. Собирается обрезать и нити Шёли, но машет на нее рукой и выходит из подвала.
Шёли (шепотом) – Рёбешп!.. Рёбешп!
Тишина. Взметнулась рука.
Кёльбюн – Все, кончился Рёбешп!
Шёли – Но зачем?
Кёльбюн – Точнее, почему? А  достал!
Шёли – Зачем же мы остались?
Кёльбюн – Опять же, почему? Зачем рушить части, когда можно целое? И нужно
целое!
Шёли – Но зачем?
Кёльбюн – Да не зачем! Достала. Достало все!
Шёли – А что нам делать? Как жить?
Кёльбюн – Недолго уж жить. Сейчас вернется, и всему кранты.
Шёли – Думаешь?
Кёльбюн – Еще бы! Уверена!.. А вот что делать…Мы от него должны избавиться,
опередить его! Бери хлебный нож!
Шёли – Я не хочу!
Кёльбюн – Надо! Ради меня, ради нашей возможности жить. Я возьму шпильку из
твоих волос.
Шёли – Он не убьет нас!
Кёльбюн – Убьет!
Шёли – Зачем ему трогать нас?
Кёльбюн – Не нас, а прошлое!
Шёли – Но мы же живые,  с нами нельзя так!
Кёльбюн – Для него мы не живы. Лишь символы. Нас почти нет!
Шёли (вздохнув) – Совсем нет…
Кёльбюн – Никого нет. Kein anderer.
Входит хозяин. В руке – канистра бензина. Обливает им все вещи в комнате, зажигает
спичку. Подумав, задувает, присаживается на спинку стула, достает фото, рвет, берет со
стола Мьяльфен, теперь кладет ее во внутренний карман. Подходит к Шёли, гладит по
щеке, случайно стирает слезу, вздрагивает, удивленно и с некоторым страхом глядит на
свою руку. Нюхает, убеждается в запахе бензина, облегченно вздыхает. Уходит, бросив
ключ на пол и захлопнув дверь.
Кёльбюн – Merdo! (Оборачивается к плачущей Шёли, глядит на опущенный нож,
ехидно улыбается) – Bravissimo! (Вслед клоуну) – Arivederci, signor maestro!
Шёли (убито) – Arivederla.
Кёльбюн – Porque?
Шёли (внезапно с криком хватает Кёльбюн) – Arivederla, signora Kolombina!
(Отрезает ей голову, виснет на нитях, плачет. Затем, подняв голову, начинает перерезать
свои нити по одной, шепча) – И больше никого нет, kein anderer, kein anderer, kein anderer…
Падает вместе с занавесом.