Мой век
М. ЛОРАНС
М. ПОЛИЩУК
МОЙ ВЕК
КОМЕДИЯ СО СКРЕЖЕТОМ
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
ГАБРИЭЛЬ, КОТОРУЮ ВСЕ НАЗЫВАЮТ «МАЛУ»
НИНА, ЕЁ ВНУЧКА , ЛЕТ 47
МАРЕЛЬ, ЕЁ ДОЧЬ, 71 ГОД
ФОСТИН, ЕЁ ПРАВНУЧКА, 23 ГОДА
КОНТАКТНЫЕ ТЕЛЕФОНЫ:
МОСКВА: 202-05-75
ПАРИЖ: 01-42-73-29-57
******************************************
e-mail : micha.polichtchouk@free.fr
Огромная комната, без мебели, довольно обшарпанная, с высокими потолками, филёнчатые стены, лепнины, люстра, выделяющиеся светлые пятна от картин на шёлке, которым обтянуты стены – все это последние следы былого величия. В глубине комнаты, возле окна с закрытыми ставнями, видна груда сваленных вещей: одеял, коробок и всякой всячины. На авансцене– палисадник, где вперемешку разбросаны старые стулья, подставки, разнородные предметы, длинные доски, прислоненные к стене… В комнату входит МАРЕЛЬ. На вид ей 65 – 70 лет. Пепельные волосы, строгая прическа, правильные черты лица, довольно мало или вовсе без макияжа, подтянута, даже несколько суховата. Она в тапочках и в фартуке. В руках у неё гладильная доска, которую она устанавливает на авансцене. Падение металлического предмета, затем сильный стук двери в прихожей заставляют её вздрогнуть.
МАРЕЛЬ: Нина?… Нина?!… Это ты?…
НИНА: (Из-за кулис) Нет… Это ветер! (Через некоторое время появляется на сцене, ей лет 45 – 47, но выглядит гораздо моложе: обольстительная, подтянутая, ухоженная. Волосы торчат в беспорядке, джинсы, футболка, кожаная куртка. Входит в комнату, с трудом удерживая в руках настольную лампу, канделябры, подсвечники, вазы, и.т.п. предметы.)
МАРЕЛЬ: Где ты там застряла? Я уже думала, что ты никогда не придёшь! Это очень мило с твоей стороны в такой день, как сегодня, всё свалить на мои плечи!
НИНА: (Тщетно пытаясь избавиться от части вещей.) Пока что всё валится на мои! Быстрей, быстрей! Прошу тебя, мама! Сейчас упадёт!… Вот эта ваза! Спасибо… Уф!… (Марель подхватывает вазу, которую Нина держала подмышкой.)
МАРЕЛЬ: (Бросая презрительный взгляд на вещи, принесённые Ниной.) Я надеюсь, ты не собираешься обставить квартиру к сегодняшнему вечеру этой рухлядью?…
НИНА: Эта рухлядь, как ты говоришь, мне стоила трехчасовых переговоров со Стефани. И скажи спасибо, что она согласилась в очередной раз дать на прокат мебель из своего бутика.
МАРЕЛЬ: Три часа!?.. Из-за этого старья?.. И после всего этого ты её считаешь своей лучшей подругой?!..
НИНА: Да! Она же не Армия спасения, она – антиквар! И вообще, это любезность с её стороны, если учесть, что у неё остался неприятный осадок после Рождества!
(Марель пересекает комнату и открывает филёнчатую дверцу стенного шкафа.)
МАРЕЛЬ: Так, опять про комод?…
НИНА: Да, именно…Комод Людовика XV, который она поставила у нас, за красивые глаза Малу!
МАРЕЛЬ: (Достаёт корзину для белья.) Он не был эпохи Людовика XV, в лучшем случае хорошей копией XIX века.
НИНА: Подлиннник или нет… ещё чуть-чуть, и он оказался бы на аукционе со всеми остальными нашими вещами!..
МАРЕЛЬ: (Достаёт мятую скатерть и начинает брызгать на неё.) Ты, как всегда,
преувеличиваешь! Малу просто его слегка перепутала с мебелью, которая когда-то ей принадлежала. В её возрасте простительна некоторая рассеянность… А со стороны Стефани, я считаю, непорядочно этим пользоваться: пристроить на хранение свой
комодик и выдавать свою меркантильность за любезность.
НИНА: (Разбирая вещи.) Да как ты можешь такое говорить, мама! Если бы не эта меркантильность, то наши августейшие гости не знали бы куда пристроить их драгоценные задницы на сегодняшнем приёме. А, между прочим, Стефани тоже могли бы пригласить.
МАРЕЛЬ: (Гладя.) Ну, здесь я ничем не могу помочь. Список приглашенных составляла сама Малу. Она хочет организовать праздник по-своему. Это нормально. В конце концов, она пока ещё живёт в своём доме!
НИНА: (Рассеянно рассматривает предмет, который у неё в руках, затем, медленно проходит по комнате, стараясь найти для него подходящее место. Тихо.) Это тоже для сегодняшнего приёма.
МАРЕЛЬ: (Делая вид, что не слышит.) Ты заказала торт?
НИНА: Торт? А!… Да, да… конечно. Фостин не звонила?
МАРЕЛЬ: Звонила, естественно, в самый неподходящий момент, когда у меня руки были в муке, только для того, чтобы сказать, что лучше было бы сегодня пойти в Мак Дональд. Она уверена, что Малу бы это оценила. Надо же додуматься, сказать мне такое! В тот момент, когда я готовила омоньеры из лососины. (Вскрикивает.) Мои омоньеры! Господи, Боже! Который час? (Смотрит на запястье, испуганно…) Мои часы!
НИНА: (Доставая из груды вещей старинные настенные часы.) Восемь часов. (Показывает часы Марель, та – ворча, роется в карманах в поисках своих.)
МАРЕЛЬ: Боже! Что за день! Что за день!
НИНА: Нас точно будет двенадцать сегодня вечером? Ничего не изменилось?
МАРЕЛЬ: (По прежнему озабоченная исчезновением часов.) Двенадцать…Да, двенадцать… Кофе Мокко…
НИНА: (Заканчивая подсчёт стульев.) Девять, десять, одиннадцать…Ладно, я сяду на табурет из кухни… или нет, на него сядет Фостин .
МАРЕЛЬ: (Убегая, очень возбуждённо.) Ну конечно, должно быть, я ее там и забыла…
НИНА: Кого? Фостин?
(МАРЕЛЬ ПОСПЕШНО ВЫХОДИТ ПОД НАСМЕШЛИВЫМ ВЗГЛЯДОМ НИНЫ. ОСТАВШИСЬ ОДНА, НИНА ВЕРТИТ В РУКАХ ЗЕРКАЛО, СМОТРИТСЯ В НЕГО, ПЫТАЕТСЯ ПРИСТРОИТЬ ЕГО НА СТЕНУ, НЕДОВОЛЬНО МОРЩИТСЯ.)
НИНА: Тьфу!.. Тьфу, тьфу!… (Поворачивает зеркало обратной стороной.) Я сегодня выгляжу на все сто лет. (Подпрыгивает.) Сто лет! Чёрт! Торт!.. (Бросается к телефону, стоящему в углу на стопке телефонных справочников, быстро листает их, следя за дверью, из которой вышла Марель.) К… катки… ковры….колбасы…. кондитерские… о’кей!.. Вот! (Набирает номер.) Алло, «Королевские сладости»? Здравствуйте, месьё…пардон, мадам, здравствуйте!.. Я бы хотела заказать один «мокко» на сегодняшний вечер… Праздничный торт на двенадцать персон… Да, « Кофе мокко»… Ах… Да, я знаю, что спохватилась поздновато…Что?.. «Пиковая дама»?..
Шоколадный?.. Да…Гм, гм…или «Белоснежка»?.. В таком раскладе, я за «Белоснежку»… Я суеверная, я боюсь «пик». Вы можете сделать со свечами?.. Сто… Да, да, столетие… Да, многовато… Да нет, это не у меня…О, это очень мило!.. Спасибо, спасибо, я ей передам… (Входит Марель, не обращая на Нину особого внимания.)
МАРЕЛЬ: Я едва избежала катастрофы.
НИНА: Кондитер дарит свечи.
МАРЕЛЬ: (Возвращаясь к гладильной доске, явно нервничая.) Ещё минута, и мы бы остались без закусок.
НИНА: (Продолжая говорить по телефону.) Адрес? Ах, да… Тупик Будущего, дом 7… Да, тупик… я это знаю… Могла бы быть перспектива, но это тупик… Да, это так… рядом с кладбищем…
МАРЕЛЬ: Ты знаешь где я нашла цепочку с часами? В ящичке кухонного стола вместе с приборами!!!
НИНА: Да, именно там… да, где строительство автострады… Да, да… Кроме нашего дома здесь больше ничего нет. Вы не сможете ошибиться… Хорошо, в восемь часов…Я рассчитываю на вас…Спасибо. (Вешает трубку затем поворачивается к зеркалу, которое пытается повесить на уже вбитый гвоздь.)
МАРЕЛЬ: Ты слышишь, мы действительно были на краю гибели. Соус почти выкипел, ещё бы секунда, и всё бы пришкварилось… а свои часы я обнаружила в ящике со столовыми приборами.
НИНА: Проще было нанять повара.
МАРЕЛЬ: Повара! (Возведя глаза к небу.) Тогда уж и метрдотеля с лакеями, как в Елисейском Дворце!
НИНА: (Смеясь.) Малу была бы в восторге, я уверена.
МАРЕЛЬ: А ты бы всё это оплатила… своим пособием по безработице!
НИНА: (Поворачивается к Марель, с иронической издёвкой в глазах.) Ну, дорогая мамочка, мы бы объединили наши усилия: пансион Малу, твоя пенсия, моё пособие и будущая социальная помощь Фостин!
МАРЕЛЬ: Очень смешно! Держи, помоги–ка лучше мне это ровно расстелить. (Они накрывают белой скатертью доски на подставках, установленные Ниной во время разговора.)
НИНА: (Отступая на шаг.) Великолепно! Несколько цветов, красивых бокалов, канделябры… и будет Версаль! Хотя в Версале мебели ещё меньше… (Марель тщательно трёт угол скатерти.)
МАРЕЛЬ: Когда падает тень, можно подумать, что здесь складка, но это пятно… Невозможно от него избавиться. Поставь на него хлебницу. (Смотрит на часы.) Боже мой, уже!.. Как подумаю, что ещё ничего не готово!… (Спешно возвращается к гладильной доске.)
НИНА: Оставь это! Фостин придёт – сделает. Уж погладить салфетки-то она может! (Нина слоняется по комнате с вазой в одной руке и подставкой для неё в другой, в поисках более эффектного для них места.)
МАРЕЛЬ: Нет, нет, я ей не доверю. Что твоя дочь, что ты – вы не способны к такому
роду занятий. Это, своего рода, искусство, а вы всё воспринимаете как наказание… Нужно чувствовать точную температуру, хорошую степень влажности, надо уметь дозировать крахмал, легко скользить по мелким складочкам, чтобы их не деформировать, надо уметь разглаживать вышивку, а не давить на неё, слегка пройтись по швам, чтобы они не скукожились. Вы же ничего не знаете, кроме синтетики, а что такое тафта, муслин, муар – вам не понять. Вы и ваши гости пользуетесь бумажными салфетками… Откуда вам знать, как надо гладить батистовую салфетку с ручной вышивкой!
НИНА: Это Малу тебя научила гладить?
МАРЕЛЬ: (Слегка задета.) Нет. (Через паузу.) Я не припомню, чтобы я видела Малу когда-нибудь с утюгом,… да и вообще с каким-нибудь другим хозяйственным предметом, хотя… Я этому научилась в пансионе.
НИНА: А почему ты её называешь Малу?
МАРЕЛЬ: (Кладет только что выглаженную салфетку в стопку и бросает на Нину резкий взгляд.) Я всегда её называла Малу, потому что она меня об этом просила. Почему ты мне задаёшь этот идиотский вопрос именно сегодня вечером?
НИНА: И тебе никогда не приходило в голову назвать её мамой?
МАРЕЛЬ: (Снова принимаясь гладить.) Нет… (Через паузу.) Я думаю, что ей бы это не понравилось…
НИНА: Ей может быть, а тебе?
МАРЕЛЬ: А моего мнения никогда не спрашивали. (Пауза.) Вообще-то, мне даже нравилось называть её так. Это была привилегия для самых близких, для остальных она была Габриэль.
НИНА: Хорошо ещё, что она не просила тебя называть её «Мадам».