Навигация: Начало > Мой век

Мой век

МАРЕЛЬ: (Пожав плечами.) Это было другое время, ты не можешь понять. Малу символизировала определённый женский образ…
НИНА: Образ «Вертихвостки», которая не могла допустить, чтобы за ней таскалась сопливка и называла бы её мамой перед любовниками?
МАРЕЛЬ: (Оскорблённо.) Нина!
НИНА: Что, у неё не было любовников?
МАРЕЛЬ: Ты говоришь о своей бабушке!
НИНА: Ну и что? Она же не святая!
МАРЕЛЬ: (С раздражённым вздохом.) Всё, я закончила… (Кладёт стопку салфеток на стол, складывает гладильную доску.)
НИНА: Но это же здорово, иметь мать, которая умела всё брать от жизни!
МАРЕЛЬ: Ты рассуждаешь, как твоя дочь! Но ей-то простительно, ей 23 года, а ты скоро будешь так же нелепа, как…как эти…. Пятидесятилетние….идиотки…. лица все в подтяжках…сапоги до сих…(Показывает.)
НИНА: Я не пятидесятилетняя: мне 47!
МАРЕЛЬ: Да это тоже самое!
НИНА: Ты лучше посмотри на себя! Уже в 35 лет ты одевалась, как старуха и носила чулки от расширения вен!
МАРЕЛЬ: Может быть!.. Но я выглядела не так смешно, как все эти климактерички, которые корчат из себя семнадцатилетних!

(ИЗ ТЕМНОТЫ РАЗДАЕТСЯ СИЛЬНЫЙ ЗВУЧНЫЙ ГОЛОС.)

МАЛУ: О-О-О-ОХ! Для баталий ещё слишком рано! Помолчите немного! Вы меня утомляете!

(НИНА И МАРЕЛЬ ВЗДРАГИВАЮТ.МАЛУ ПОЯВЛЯЕТСЯ ИЗ ТЕНИ. ОНА – БЕСФОРМЕННАЯ МАССА, ЗАВЁРНУТАЯ В ШАЛИ, ОДЕЯЛА, СОГБЕННАЯ В КРЕСЛЕ-КАТАЛКЕ. ГОЛОВА ЕЁ ТОНЕТ ПОД ЧЕПЧИКОМ. ПРИ ПРИБЛИЖЕНИИ К СВЕТУ, МОЩНОСТЬ И ВЛАСТНОСТЬ ЕЁ ГОЛОСА КОНТРАСТИРУЮТ С БЕССИЛЬНЫМ ОБЛИКОМ.)

МАРЕЛЬ: Как? Ты была здесь?
МАЛУ: У тебя врождённый дар задавать идиотские вопросы! Да, я была здесь! Хотела спрятаться подальше от радио, которое ты включила на кухне. Оно орёт на весь дом с самого рассвета. Я спокойно тут дремала пока Нина не пришла, и вы не начали трещать без умолку.
НИНА: Извини нас, Малу, если бы мы знали, что ты здесь…
МАЛУ: Вы бы делали то же самое. Это у вас в крови, способность говорить ни о чём. (Она медленно перемещается в кресле, натыкаясь на всё, что ей попадается на пути.) Это всё, что ты нарыла у Стефани? Я рассчитывала, по крайней мере, на пару стоящих картин и на что-нибудь приличное из мебели. У неё больше нет комодика Людовика XV, который она нам давала на Рождество?
НИНА: Который ты чуть не продала?
МАЛУ: Не помню.
НИНА: У тебя выборочная память.
МАЛУ: В моём возрасте я имею на это право.
НИНА: Понятно, ты глохнешь по необходимости. (Пауза.) Если бы ты не проиграла свою последнюю мебель на скачках, мне не пришлось бы выпрашивать это старьё у Стефани.
МАЛУ: Ерунда. (Достаёт палку из-под одеяла и цепляет канделябр, находящийся среди прочих предметов на полу.) Ну-ка, покажи это!
НИНА: (Подбирая канделябр.) Ну и что? Верхушки немного повреждены, но если их как следует начистить, они вполне сойдут.

(МАЛУ С ПРЕЗРЕНИЕМ ВОЗВРАЩАЕТ ЕЙ КАНДЕЛЯБР. МАРЕЛЬ, КОТОРАЯ УЖЕ УБРАЛА ГЛАДИЛЬНУЮ ДОСКУ И КОРЗИНУ ДЛЯ БЕЛЬЯ, ПОДХОДИТ К МАЛУ.)

МАРЕЛЬ: Я уверена, что Нина всё очень хорошо организует. У неё тонкий вкус, не беспокойся, всё будет отлично… Что до меня, то я постараюсь сделать из ужина маленький шедевр кулинарного искусства.
МАЛУ: Я в этом не сомневаюсь. Ты всегда была очень старательным ребёнком. Никакой изобретательности, но много прилежания.
НИНА: (С упрёком в тоне.) Малу!
МАЛУ: Что Малу! Это правда. Твоя мать женщина разумная, аккуратная и старательная. Она не ведущая, а ведомая… Но некоторые считают это хорошим
качеством….Во всяком случае, для женщины.
НИНА: Ты иногда бываешь абсолютно невыносима!
МАЛУ: В таком случае, вы можете лучше оценить те моменты, когда я очаровательна!
МАРЕЛЬ: (Уязвлена.) Хорошо, я вас оставляю. Я должна идти готовить. Нина, не теряй времени, время идёт. (Выходит.)
НИНА: Видишь, ты её обидела.
МАЛУ: Ничего, это полезно, она всегда была болезненно чувствительна… В твоей матери нет никакой тайны, но для меня она загадка. И в кого у неё такой характер патронессы? Не от меня – это точно, и не от её производителя… Он был мужчина блестящий, лёгкий, непредсказуемый…. Поэт!
НИНА: Ни в кого, она похожа сама на себя. И хватит её держать за безропотную страдалицу! (Закончив с зеркалом, она принимается драить канделябр.) Почему ты отказалась от предложения Мэрии?

(МАЛУ СЛЕДУЕТ ПО ПЯТАМ ЗА НИНОЙ И ПЕРЕСТАВЛЯЕТ ВСЕ ВЕЩИ ПО-СВОЕМУ.)

МАЛУ: Ты шутишь, я полагаю! Уж не воображаешь ли ты, что мои избранные гости приняли бы приглашение пойти выпить шипучку из пластиковых стаканов и сидеть со старпёрами в задрипанной столовке… Я уж не говорю о себе!.. Фото для районной газеты и пожатие потной руки второго заместителя мэра?! О, нет! Это не для меня!
НИНА: Это, всё-таки, традиция, все столетние это принимают.
МАЛУ: Они все того-с… Их даже не спрашивают! В наши дни сто лет – ещё не достаточный показатель, чтобы привлекать государственную прессу и телевидение. Я знаю, что мне потребуется ещё минимум двадцать лет, чтобы привлечь к себя внимание средств массовой информации.
НИНА: Можно узнать, кто твои избранные гости? Или ты хочешь хранить тайну до последнего момента?
МАЛУ: (Протягивая ей пачку бристолей, которую достаёт из-под одеял.) На! Поставь это перед их тарелками.
НИНА: (Бросая взгляд на карточки.) Но ты написала только их имена… Саша, Марсель, Пабло, Кристобаль, Альбер…
МАЛУ: Ну и что? Я их всегда звала по именам. Почему ты хочешь что-то изменить? (Пауза.) Что, неймётся удовлетворить своё любопытство?.. Это всё важные личности моего возраста, самый молодой из них – не самый знаменитый, но мне бы очень хотелось, чтобы он пришел. Это был мой последний любовник, на 25 лет моложе меня, он этого не знал. (С лёгким смешком.) Я страшно «химичила» со своим возрастом! И я могла себе это позволить…
НИНА: 25 лет! Ты не мелочилась! (Накрывая и украшая стол.) Ну а как же тебе практически удалось собрать весь этот бомонд?
МАЛУ: Я поздновато за это взялась, и поэтому решила разослать всем специальные «голубые листочки»… вроде телеграмм… А на почте мне сказали, что их больше не существует… и надо отправлять факс. По-моему, это очень вульгарно. Я вызвала
рассыльного… прелестный молодой человек… он всё это доставил по назначению… В общем, я надеюсь, учитывая, сколько мне это стоило…
НИНА: Но эти персоны… У тебя были их адреса?
МАЛУ: Конечно.
НИНА: Но если ты их не видела уже давно, я бы сказала, даже очень давно, может быть они переехали, или… (Неопределённый жест.)
МАЛУ: (С иронией.) Умерли? Нет. Красивые, крепкие мужчины, твёрдо стоящие на ногах в этой жизни. Они бы этого не сделали! И, к тому же, люди не стaнут переезжать из собственного особняка на Монпарнасе или из замка Монфор Ламори!
НИНА: Малу, ты не выходишь из дома уже много лет! Всё давно изменилось, Париж теперь совсем другой! Особняки посносили, или превратили в офисы, некоторых районов просто не существует. Твои друзья, может быть, давно уже уехали в провинцию или в пансионаты для престарелых.
МАЛУ: Триумфальная арка на месте?
НИНА: Конечно!
МАЛУ: Отлично, я пригласила неизвестного солдата!
НИНА: (Раздражённо.) Малу!!
МАЛУ: К тому же, одного или двух месье из Палаты! Опять-таки, Диор и Дали… Я надеюсь, что Гала умерла… Я предпочитаю только вдовцов и холостяков! Мне нужен был бы какой-нибудь академик и я подумала о Кокто… очаровательный мужчина – … но, я думаю, уже слишком поздно, он уже в Зазеркалье… Тогда я остановила свой выбор на Марсельчике… да нет, не на астматике, а ….
НИНА: Марсель?
МАЛУ: Пруст, моя милочка… Нет, он был хиловат, это другой – Паньоль – чудный, с юмором…. Я бы с удовольствием пригласила Мельеса…
НИНА: Господи, Малу, ну что ты несёшь! Я ничего не понимаю! Мельеса… Уже больше полувека, как он умер!
МАЛУ: Я это подозревала. Именно поэтому я предпочла пригласить Ренуара!.. Не отца, нет, сына… режиссёра.
НИНА: (Глаза к небу, бормоча.) Я надеюсь, что они успеют заказать чартер с того света!
МАЛУ: Ах, да, забыла! Нам нужна будет музыка, я настаиваю. У меня нет средств ангажировать оркестр, так что музыка будет механическая.
НИНА: О чём ты, Малу, у тебя нет проигрывателя уже целую вечность! Ты его отдала своей последней домработнице, в день расставания, помнишь?
МАЛУ: Но у меня есть граммофон, с которым я бы никогда не рассталась – много воспоминаний. Пойди посмотри в дальнем шкафу, там полно пластинок. Настоящих! Пойди, разыщи всё это!
НИНА: Малу, мы живём в эпоху CD и цифровых записей, а ты хочешь навязать нам твои «настоящие пластинки», ободранные гвоздями! Наши уши этого не воспримут!
МАЛУ: Они привыкнут, я же привыкла ко всему этому, вашему! (Авторитарно.) Давай, иди!
(Нина, пожав плечами, выходит. Малу разъезжает в своём кресле, приближается к авансцене.)
МАЛУ: Она принимает меня за сумасшедшую. Сейчас пойдёт к своей матери и скажет: «У Малу «крыша поехала»! Это возраст»! Но, поскольку, это мой день рождения, мне не посмеют перечить, и всё сделают, как я сказала. Правда, будут ходить как санитарки, делать сочувствующий вид: «Ну что, она хорошо поела?.. Она помнит, как её зовут?.. У неё уже «не все дома»!… Она живёт слишком долго, эта Малу!.. Её звонок уже давно прозвенел, за неё можно не волноваться»! Но у меня слишком хорошая память, и я вовсе не сумасшедшая! Всё хорошо разложено по полочкам! Иногда мне бы хотелось изменить ход истории…. Но когда я перетряхиваю своё прошлое, то вижу всё до мельчайших подробностей, как оно и было. И так всегда! Тем не менее.., надо чем-то приправить эту пресную повседневную жизнь, чтобы избежать копания в прошлом… Выдумать новые правила, чтобы спровоцировать судьбу, или то, что мне от неё осталось!.. Я прекрасно знаю, что часть моих гостей не принадлежит больше этому миру. Но я поступила, как поступают в театре: разослала больше приглашений, чем предусмотрено мест в зале, чтобы осталась возможность для сюрприза. Я уверена, что восемь мест будут заняты…