Бабочки в аквариаумы

ВАЛЕРИЯ (кому-то подражая). “Вы, моего тютю не видели?” “Мой-то тютя, что вчера учудил…”. “Моему тюте ничего не надо!”. Тут она была не права, – он очень любил тебя. Кроме тебя, ему тогда действительно ничего было не надо. И меня он тоже любил. Он был дружен с моим отцом, и считал себя обязанным…
МАРИНА. Сделать тебя моей нянькой.
ВАЛЕРИЯ. Не говори так.
МАРИНА. Значит, мама называла его “тютя”?
ВАЛЕРИЯ. А ты разве не знала?
МАРИНА. Я была маленькая. А потом они разошлись.
ВАЛЕРИЯ. Да, тетя Клава была – королевна. Её так все и называли.
МАРИНА.  Хм…. С детства меня окружали одни королевы, – одна родила,  другая воспитывала.
ВАЛЕРИЯ. Она не королева, а королевна. Ты, наверное, и не помнишь, как она стояла за буфетной стойкой среди пустых конфетных коробок и бутылок коньяка и лимонада вся в белом: хрустящая, накрахмаленная: блузка, фартук, заколка, как корона. С годами она не старилась, а только хорошела.
МАРИНА. Она меня стеснялась. И я так плакала, когда вас перевели. Ведь я считала тебя своей мамой.
ВАЛЕРИЯ. А я – вот…. (Показывает Марине запястья.)
МАРИНА. Валера! Зачем? Когда?
ВАЛЕРИЯ. Сразу. Тогда. Все думали, что из-за отчима.
МАРИНА. Он тебя не любил?
ВАЛЕРИЯ. Любил. Даже очень. Мать ревновала его ко мне…
МАРИНА.  Он что… обижал тебя?
ВАЛЕРИЯ. Ну, что ты! Это ты дебильного американского кино насмотрелась.  Нет, он был простой, русский мужик, без этих неестественных зарубежных комплексов. Он очень хотел стать мне вторым отцом…
МАРИНА. Тогда, зачем же ты так?
ВАЛЕРИЯ. Затем, что из-за него меня увезли от  тебя. Он тогда не мог этого понять. А я  ему этого простить.  Теперь-то, конечно, я его люблю. Он стал старый…
МАРИНА. Но мне-то тогда было года четыре? Что я могла тебе дать? Ты была моей нянькой, я твоей обузой.
ВАЛЕРИЯ. Ты была, как ангелочек. В военном городке, так трудно встретить ангела.
МАРИНА (обнимает Валерию). Покажи.
Марина опускает руки от плеч Валерии к её запястьям. Валерия мягко отстраняется, натягивает на запястья рукава костюма.
ВАЛЕРИЯ. Не надо, некогда. Время.
МАРИНА (спохватываясь). Время, время…
ВАЛЕРИЯ. Все еще волнуешься?
МАРИНА. Да.
ВАЛЕРИЯ. Прорепетируем?
МАРИНА. Как?
ВАЛЕРИЯ. Со мной.
МАРИНА. С тобой?
ВАЛЕРИЯ. У меня в этом деле есть некоторый опыт. Могу консультировать на вполне профессиональном уровне. Я дважды  выходила замуж.
МАРИНА. Вот как. И?
ВАЛЕРИЯ. И, как видишь, жива.
МАРИНА. Расскажи…
ВАЛЕРИЯ (передернувшись). Не хочу об этом. По крайней мере, сегодня. Давай репетировать. Я буду женихом.
МАРИНА (оглядывает Валерию, любуясь ею). Это не твоя роль.
ВАЛЕРИЯ. Невеста, вот это, точно, не моя роль. А жених, – почему бы и нет? Мне кажется, я точно знаю, как себя на разных этапах ведут эти особи.
МАРИНА. Ну, давай. (Смеется.) Ой, погоди, я сейчас…
Марина кидается к сверткам, что-то ищет.
ВАЛЕРИЯ. Что ты ищешь?
МАРИНА. Костюм.
ВАЛЕРИЯ. Какой?
МАРИНА. Жениха.
ВАЛЕРИЯ. Зачем?
МАРИНА. Тебе.
ВАЛЕРИЯ. А разве он тут?
МАРИНА. Да, он давно тут.
ВАЛЕРИЯ. Понятно? А где он сейчас?
МАРИНА. Служба. Ты же знаешь, как это бывает.
ВАЛЕРИЯ. Долдоны.
МАРИНА. Не говори так.
ВАЛЕРИЯ. Долдоны! Что уж в такой день, без него там никак?
МАРИНА. Он все рассчитал, он успевает.
ВАЛЕРИЯ. Господи, ничего в этом долдонистом мире не меняется.
МАРИНА. Куда же он его дел?
ВАЛЕРИЯ. А он разве не в форме будет?
МАРИНА. Нет, он хотел в смокинге. Чтобы в белой рубашке с рюшами.
ВАЛЕРИЯ. С рюшами? Час от часу не легче. Тогда поищи, где-нибудь в шкафу.
МАРИНА. Ой, что же это я действительно…. Он же его сам отгладил и там повесил.
Марина выбегает из комнаты. Валерия остается одна.
ВАЛЕРИЯ. Сам отгладил, сам повесил…
Валерия подходит к зеркалу, осматривает себя в нем придирчиво, с ног до головы. Одергивает костюм, словно проверяет выправку. Берёт с зеркала блендоранджевый венок, прикладывает его к голове, секунду смотрится в зеркало и отбрасывает венок на рояль. В комнату возвращается Марина с костюмом на вешалке, под чехлом.
МАРИНА. Вот, надень.
ВАЛЕРИЯ. Не надо. Я  почти  так же одета.
МАРИНА. Ну, я прошу.
ВАЛЕРИЯ. Помнем.
МАРИНА Ничего.
Снимает с Валерии пиджак.
И рубашку.
ВАЛЕРИЯ. Но у меня такая же.
МАРИНА. А рюши?
ВАЛЕРИЯ. Ах, да – рюши!..
Валерия пожимает плечами, медленно снимает свою блузку. Марина, с рубахой жениха, украшенной на груди пышными рюшами, обходит Валерию кругом. Валерия всё время поворачивается к ней спиной. Марина подает Валерии рубашку, помогает её одеть. Всё происходит, словно в танце.
ВАЛЕРИЯ. Брюки, что ли тоже?
МАРИНА. Нет.  (С пренебрежением отбрасывает брюки в сторону.)
ВАЛЕРИЯ. Что ещё?
МАРИНА. Бабочку…
Марина сама завязывает на Валерии галстук.
А теперь костюм…
Марина помогает надеть смокинг. Крупной Валерии он почти в пору, только чуть пришлось подогнуть рукава. Затем, взяв расческу, Марина слегка  меняет Валерии прическу, зачесывая её по-мужски. Валерия высока, и Марина, причесывая её, встает на носочки, все время, обнимая Валерию.
ВАЛЕРИЯ. Тебе  неудобно. Дай, я присяду.
МАРИНА. Не надо, так хорошо.
Причесав Валерию, Марина подталкивает ее к зеркалу.
Ну, как?
ВАЛЕРИЯ (после паузы). Не знаю. Как,  по твоему?
МАРИНА. Блеск.
Валерия, такая уверенная в себе до этого, стоит перед Мариной какая-то неуклюжая, изломанная.
ВАЛЕРИЯ. Что теперь?
МАРИНА. Пройдемся. Приглашай невесту.
Марина берет Валерию под руку и делает с ней несколько шагов по комнате. Они молчат.
ВАЛЕРИЯ  (чтобы нарушить затянувшееся молчание). А как вы тут жили?
МАРИНА. Хорошо. И ты знаешь, грех это говорить, но когда мама нас бросила, всё лучше и лучше. Мне тогда уже лет тринадцать было… Мама все реже бывала дома. И я, почему-то, по ней совсем не скучала. Потом у неё появился этот майор, и я заняла, как я теперь понимаю, твой “замок” в коридоре за буфетом, потому что когда  папа был на службе…
ВАЛЕРИЯ. Понятно. И потом?
МАРИНА (весело). Потом? Потом… Я как-то сидела за буфетом и читала Грина. “Алые паруса”. Вдруг, отворяется входная дверь, – выглядываю, – папа. Идет по коридору к нашей двери, лицо белое, а рука по кобуре шарит. Встал у двери, расстёгивает кобуру, расстегивает, и никак расстегнуть не может. А потом расстегнул и потянул из неё “ТТ”. У меня внутри всё задрожало. “Папа!” – кричу, а голоса не слышу. -  “Папа! Не надо!”. Выскочила к нему, и тут он меня увидел: “А, доченька”, – говорит. –  “Ты что тут делаешь? Ты почему не в школе?”. – забыл, что было воскресенье. А сам говорит шепотом, и лицо у него, вижу, начинает кровью наливаться. “Ладно”, – говорит, – посиди  тут. Или иди на кухню”, и взялся за ручку двери. Я уцепилась ему за ногу, повисла на ней: “Папочка, папочка”! – кричу. Он  отцепил меня, присел, смотрит в глаза, молчит, а потом дает мне пистолет и говорит: “На, спрячь. Завтра  отдашь”.
Марина молчит, улыбается.
ВАЛЕРИЯ. Ну?
МАРИНА (с упоением). Как он бил этого майора, как бил! Тот с лестницы летит… Форма следом, сапоги… Так тот по слякоти, по грязи босиком и бежал через весь городок…
ВАЛЕРИЯ. А тетя Клава что?
МАРИНА (легко). Мама? Сидела на кровати в ночной рубахе и молчала.
ВАЛЕРИЯ. Испугалась?
МАРИНА (пожав плечами). Вряд ли? Потом, когда папа отбушевал, поднялась, оделась и сказала: “Не ожидала, Чернов, не ожидала! Раньше бы так? А теперь, что уж…”. И ушла. Навсегда.
ВАЛЕРИЯ. Королевна.
МАРИНА. Королевна ушла к побитому майору. Потом они с этим майором уехали. А я с папой осталась… Я сама так решила… Она, конечно, писала мне письма,  присылала подарки. Её майор как-то устроился в Москве. Но выше полковника не поднялся. Так она генеральшей и не стала.
ВАЛЕРИЯ. В Москве генеральш хватает.
МАРИНА. А я с тех пор майоров терпеть не могу. Как майор, так и жду от него какой-нибудь гадости. Я даже потом папин майорский китель всегда в шкаф прятала. И шинель на вешалке не держала. Правда, папа, майором совсем не долго был. После батальона его сразу  начальником штаба полка назначили, а потом и дивизии. Новый комдив начал шерстить офицерский состав и оказалось, что папа один из немногих кто закончил “Академию”. А тут  застрял… Да, после ухода мамы он сразу пошел в гору. За пять лет стал подполковником. А потом, и дивизию принял. И почти сразу генерала получил, куда от этого денешься. Его и в Москву звали, но мы решили остаться на дивизии.
ВАЛЕРИЯ  (с улыбкой). Вы?
МАРИНА. Да. Мы с папой всё решали сообща. Дома я была его начальником штаба. Так он меня называл.
ВАЛЕРИЯ. Не женился?
МАРИНА. Нет.
ВАЛЕРИЯ. Вот вам, тетя Клава, и “тютя”.
МАРИНА. “Тютя”. Когда ты про его мятые гимнастерки сказала, я сначала даже обиделась. Ведь я ему каждую складочку отглаживала, каждое пятнышко отпаривала.
ВАЛЕРИЯ. Я то его таким не знала. Я его тем помнила, когда тётя Клава жила с вами.
МАРИНА. Он у меня всегда как картинка был. И Женя будет.
ВАЛЕРИЯ. Да Женя твой, я вижу, и сам мастер с утюгом управляться (проводит рукой по жабо.) А брюки! Стрелки-то – муха попку порежет.
МАРИНА. Брюки это я. Он не любит возится с брюками. Особенно с форменными. А я обожаю форму на мужчинах. Выправку, манеру держаться. А он, как это теперь говорят: из неблагополучной семьи. Потом военное училище. Манер никаких.
ВАЛЕРИЯ (шутливо поет). “Он был титулярный советник. Она генеральская дочь…”. А ведь это он стесняется с тобой в лейтенантской форме в ЗАГС идти. Правда, эти рюши…
МАРИНА. Да ну его, с этими рюшами! Глупости всё это. Всё равно он у меня в ЗАГС в форме пойдет. Мне Валера обещал, что Женькин смокинг какой-нибудь гадостью перед самым выходом зальет.
ВАЛЕРИЯ. Валера? Что за Валера?
МАРИНА. Капитан Веселовский. Папа его очень любил. Он для меня, что хочешь, сделает. Он мой друг.
ВАЛЕРИЯ. У тебя уже есть друг?
МАРИНА. Да ну тебя, Валера. Это совсем не то, что  ты думаешь. Он действительно мне друг. Я его знаю с тринадцати лет. Он был мне как нянька…
ВАЛЕРИЯ. Мужчины зря нянчиться не любят.
МАРИНА  (легко, но уверенно). Возможно. Но Валера он не такой. Да он Жениным свидетелем будет на свадьбе.
ВАЛЕРИЯ. О, со свидетелями у невест случаются такие романы.
МАРИНА. Для Валеры дружба – святое.