Эвита

МАТЬ: (Входит.) О чём вы здесь говорили? Я потеряла очки. Бог с ними. Вы, конечно, не принесли мне журналы? Я так и знала. Слушайте, Перон. Пока она в своей комнате, вот что я вам хотела сказать. Я сделала вид, что ищу очки, потому, что она за мной следит.Она оставила открытой дверь в свою комнату, чтобы видеть, что я делаю. Так я сказала, что пошла искать очки. Скажите, Перон. Вы меня слушаете? Я опять уеду в Европу. Перон, вы меня отпустите?
ПЕРОН: Да.
МАТЬ: Я это знала, спасибо. Вы знаете, всё, что она рассказывает, я даже не представляю, что она вам наговорила про меня, но, вот вы знаете, например, она всегда со мной обращается, как с уличной женщиной, понимаете, но это неправда! Она хочет, чтобы все вокруг думали, что я чёрт знает кто, а это неправда. Я сделала всё возможное, чтобы её прилично воспитать. Бог свидетель, что я сделала всё. Я знаю, что я вам надоедаю, но выслушайте меня, Перон. Я не сентиментальна, вы понимаете? Что мне, умереть вместе с нею? Это же нелогично! Но она создала мне репутацию, что я последняя из последних, но это неправда, Перон. Вы представить себе не можете всего, что я сделала, чтобы её вырастить. В пятнадцать лет она сбежала из дома, и что я должна была делать? Вы знаете, каких усилий мне стоило, чтобы её вырастить? Я её посылала в лучшие школы! Я жила только для неё, Перон, верьте моему слову. Когда она родилась, я даже по-испански говорить не умела. Только по-индейски! Так что сами видите, я всё для неё сделала.
ИБИЗА: Прямо шекспировские страсти!
МАТЬ: Я знаю, что я вам надоедаю, Перон. Извините меня. А с вами я вообще не разговариваю. И считаю неправильным, что вы надо мной издеваетесь. Сразу видно, что вы опять на наркотиках!
МЕДСЕСТРА: (Входит.) Мадам, мадам, ваша дочь вас зовёт.
МАТЬ: Видали? Она за мной шпионит!
(Мать выходит. Медсестра выходит.)
ГОЛОС ЭВИТЫ: Я не хочу! Я не хочу! Я не хочу! Нет! Я не хочу! Оставьте меня!
ИБИЗА: Иногда я выхожу прогуляться по Буэнос-Айресу, ночью. Мне можно, меня никогда не узнают. У меня нейтральная внешность. Я заметил, что всегда возвращаюсь на одном и том же автобусе. Сначала я думал, что разглядываю город, прохожих, мне казалось, что я наблюдаю за тем, что происходит вокруг. Мне казалось, что это было целью моих прогулок. Я всегда захожу в бар Сиерво. Всегда беру коньяк у стойки. Если идёт дождь, я при входе оставляю свой плащ… Помню, как однажды мы ездили купаться с Евой, лет шесть или семь тому назад. Нам пришлось ехать в объезд, чтобы взобраться на вершину холма. Мы хотели увидеть панораму горизонта с  высоты. У нас ничего не вышло. Было слишком жарко и мы повернули обратно. Мы купили сувенир в Кордове на обочине дороги, по-моему, это был калейдоскоп. Ты знаешь, что ты мертвец? Ты знаешь, что те два года, что ты просидел взаперти в своём кабинете с негром, который от тебя отгонял мух опахалом, ты уже был мертвецом? Сам-то ты хоть знаешь, когда ты умер, в какой момент?
ПЕРОН: Мы купили не калейдоскоп. Мы ничего не купили. Ева хотела купить куклу в национальном костюме Кордовы, но индеец, который их продавал, не хотел брать доллары. У меня отличная память.
МАТЬ: (Входит.) Я опять потеряла свои очки! Где я могла их оставить? Где я могла оставить мои очки? Наверняка я их уронила где-то здесь. Где же им быть ещё, этим чёртовым очкам? Ибиза… Пссс… Пссс… Ибиза…Эвите очень плохо, она несёт такие гадости. Я думаю, что надо позвать врачей! Ну куда я могла засунуть эти очки? Я не хочу, чтобы Перон меня слушал, а то он будет переживать. Вы меня слушаете? Вы знаете, что она сделала? Она закрылась в шкафу и не хочет выходить. Она говорит, что я хочу её зарезать. А до этого она хотела ударить медсестру статуэткой. Она сошла с ума. Вы знаете, что она сделала? Она разрисовала все стены в комнате карандашом для губ. Такие похабные рисунки! Повсюду написала: «Перона на эшафот», «Перон предатель», «Ева предательница», «Эвита – шлюха», ну и всё в таком духе. О! Ибиза, я сейчас расплачусь. Надо вызвать врачей.
ИБИЗА: Врачи ничем не помогут.
МАТЬ: А если сделать операцию? Может после операции станет лучше?
ИБИЗА: Нет.
МАТЬ: О, Господи! Знаете, что она сказала? Не отвлекайтесь от ваших мыслей, Перон. Продолжайте думать о государственных делах, я сейчас закончу. Я сейчас ухожу. Мне только нужно кое-что сказать Ибизе. Ибиза, вы знаете, что она сказала? Она стала рассказывать, якобы у неё был ребёнок, и что она его повесила на цепи в туалете. Вы думаете, это правда?
ИБИЗА: Конечно нет. Она бредит.
МАТЬ: Да, но мне от этого становится страшно. Представляете, каково видеть её в таком состоянии? Супруга Президента республики и в таком состоянии! Какое несчастье! Как подумаю о её прошлом! Какое несчастье, Ибиза, какое несчастье!
(Выходит.)
ПЕРОН: В самом деле, было очень жарко. У нас лопнуло колесо где-то в Рио Сегундо, а запасного у нас не было. Мы с тобой пошли пешком до первой заправочной станции, километра три. А Ева осталась нас ждать в машине. Когда мы вернулись, она спала под тополем, метрах в пятидесяти от машины. Рядом с ней сидела собака, которая увязалась за нами. Ты ещё хотел её забрать с собой, но мы её не взяли, она была вся в парше. А когда мы снова проехали на машине около этого тополя, мы увидели индейца, который продавал кукол. Он только что пришёл и стал их раскладывать на чём-то типа прилавка, никаких калейдоскопов там не было. У меня отличная память на детали. Он сказал нам, что это его собака. Он жил один с этой собакой в хижине с тех пор, как его жена и дети уехали в город. Мы дали ему чёрные очки, он видел очки впервые в своей жизни.
(Эвита, мать, медсестра входят.)
ЭВИТА: Перон? Ибиза? Я подыхаю! Я подыхаю сегодня вечером! Отстаньте от меня, идиотка! Фанни здесь? Побудем вместе. Перон меня травит.Он подменил мои ампулы, подсунул мне яда, предатель! Оставьте меня! А ты, ты с ним заодно! Так вот что это за рак! Я так и знала! Они хотели меня оперировать, удалить мне рак матки, рак горла, потом рак волос, рак мозга, рак задницы! Потому что я на них срать хотела вместе с их грёбаным правительством! Когда я умру, он меня выставит на всеобщее обозрение! Подонок! Он будет править на моём трупе! Подонок! Они будут «кончать» на моём трупе! Мразь! Ничтожество!  Оставьте меня! Ничтожество!
(Ибиза держит Эвиту, в то время как медсестра делает ей укол. Перон выходит.)
МАТЬ: Почему вы уходите? Вы что, не видите, что она больна? Она же не виновата!
ИБИЗА: Замолчите, идиотка!
МАТЬ: Но я ее мать!
ИБИЗА: Заткнитесь!
ЭВИТА: Грязное сраное паршивое ублюдочное вонючее бессмысленное спесивое дерьмовое ничтожное ничтожество!
МЕДСЕСТРА: Расслабьтесь, расслабьтесь вот так. Ну, как теперь, получше?
ЭВИТА: Не оставляйте меня одну. Мне страшно.
МЕДСЕСТРА: Здесь слишком холодно. Вам наверное немножко холодно! Ей должно быть холодно.
(Мать поспешно достаёт шаль из чемодана, накрывает ей плечи.)
МЕДСЕСТРА: Так лучше?
МАТЬ: Ибиза, что здесь происходит? Умоляю, скажите мне правду! Я вам клянусь, что никому ничего не скажу! Ибиза, вы не собираетесь убивать мою дочь? Ибиза!
ИБИЗА: Вы что, не  видите, что она умирает от рака, идиотка?
МАТЬ: О боже, я никогда ничего не понимала, что она затевает, что делает. Господи, пошли ей скорую смерть!
ИБИЗА: Замолчите, идиотка.
МАТЬ: Я не замолчу, потому что я её люблю. Это вы все её не любите, а я её люблю, понимаете? Вы не имеете права называть меня идиоткой! Эвита, Ева, ты меня слышишь? Ты меня слышишь, девочка моя любимая?
МЕДСЕСТРА: Оставьте её, мадам. Она плохо себя чувствует. Она не может с вами разговаривать.
МАТЬ: Вы не имеете права называть меня идиоткой! Это не я её угробила, это вы её угробили!
ИБИЗА: Еще одно слово и получите по морде.
МАТЬ: Когда она была маленькая, она меня дома каждый день ждала с цветами! Вы представляете какой это был ребёнок? Она была сама чистота. Это из-за вас она стала такой! Когда я уходила на завод, я же работала на заводе, она и уберётся, и пожрать приготовит, и ждёт меня с цветами! Обцелует меня, и всё только: «да, мамочка, да, мамочка!» чего бы я не попросила!
ИБИЗА: (Бьёт мать.) Пошла вон! Пошла вон! Пошла вон!
(Выталкивает её и выходит вместе с ней.)
МАТЬ: Козел! Козел! Козел! Гомик!
(Ибиза возвращается. Мать возвращается и прячется за сундуком.)
ЭВИТА: Этот скандал из-за ногтей я нарочно устроила. Цвет ногтей.
МЕДСЕСТРА: Да, мадам, ничего страшного.
ЭВИТА: Меня надо простить. Я могу с вами на ты?
МЕДСЕСТРА: Да, мадам.
ЭВИТА: Вы примете у меня смерть, как повивальная бабка. Вот почему я вас люблю. Вы умеете принимать роды?
МЕДСЕСТРА: Да, мадам, я вам могу помочь.
ЭВИТА: Говори мне «ты». Я вас ненавидела всё это время потому, что хотела бы справиться сама, но у меня нет больше сил. Ну, значит, ты мне поможешь, как повивальная бабка. Сколько тебе лет?
МЕДСЕСТРА: Двадцать шесть, мадам.
ЭВИТА: Двадцать шесть лет? Не засиживайся в медсёстрах. Что тебе пришло в голову стать медсестрой? Ты попросишь денег у Перона. Обещай мне. Ты живёшь одна?
МЕДСЕСТРА: Нет, мадам. С отцом. Он очень старый.
ЭВИТА: Тем лучше. Знаешь, надо жить одной. Я жду одну подругу на бал, Фанни. Фанни Морелли, депутат. Я её знаю целую вечность. Сначала мы играли в одном дворе, потом таскались по одним и тем же кабакам и даже в одну школу ходили, представляешь. Но многие годы я не могла её выносить, я её боялась. Да, и ничего не могла с этим поделать,  я её боялась. А потом…наверное, я изменилась, понимаешь? Вы понимаете? Наступает момент, когда ты становишься сильнее. Я стала сильнее всех, я могла себе позволить всё, всё, что хотела, и вот тогда… это естественно, тогда вдруг тебе не хватает тех, с кем ты был раньше, ты к ним возвращаешься, это естественно. Даже если они стали ужасными. Это так. Я её пропихнула в депутаты. Просто так, ради удовольствия, чтобы доказать, кто я. Это так, и с этим ничего не поделаешь. Мне приятно было её видеть при себе, как обезьянку, одетую так же, как и я, стоящую рядом со мной на правительственной трибуне. Бедная Фанни! Расскажите мне что-нибудь.
МЕДСЕСТРА: Что, мадам?