Эвита

ЭВИТА: Что угодно. Какие-нибудь воспоминания. Чтобы сравнить с моими воспоминаниями, чтобы я могла вас полюбить.
МЕДСЕСТРА: Не знаю, что я могу вам рассказать, мадам. У меня самая обыкновенная жизнь.
ЭВИТА: Говорите со мной на «ты». У вас есть любовник?
МЕДСЕСТРА: Нет, мадам. Правда, мне нравится один человек. Но мы не поженимся, хотя я ему уже отдалась. Мы с ним оба слишком независимые, к тому же у нас одна профессия.
ЭВИТА: Знаешь, что ты сделаешь? Ты наденешь одно из моих платьев на бал сегодня вечером. Поищи в чемоданах. Выбирай, какое тебе нравится!
МАТЬ: Оставь её в покое, Эвита. Ты её пугаешь.
ИБИЗА: Уйдите отсюда, идиотка! Идите в свою комнату!
(Он выходит.)
ЭВИТА: Что вы думали обо мне до того, как появились здесь?
МЕДСЕСТРА: Я восхищалась вами, мадам.
ЭВИТА: А теперь нет?
МЕДСЕСТРА: Что вы, мадам, я вами всё время восхищаюсь.
ЭВИТА: Твой отец – перонист?
МЕДСКСТРА: Да, мадам. Моя мать тоже, то есть она была перонисткой. Они записали и меня в партию в день моего восемнадцатилетия. Моя мать умерла.
ЭВИТА: Она умерла?
МЕДСЕСТРА: Да, два года назад.
ЭВИТА: Нет у меня никаких сейфов! И ты не получишь ни гроша! Останьтесь со мной, они ждут не дождутся, когда я откину копыта, чтобы получить наследство! Стервятники!
МАТЬ: Эвита…!
ЭВИТА: Пошла отсюда. Пошла отсюда, паскуда! Да уберите же её. Пойди послушай радио, умерла я, или нет! Тварь! А ты надевай платье, надевай.
МЕДСЕСТРА: Платье, мадам. Зачем? В этом нет никакой необходимости, мадам.
ЭВИТА: Чтобы мне доставить удовольствие. Ты увидишь, как это приятно. Поищи в большом чемодане, вон там. Белое платье. Там есть и парик в целлофановом пакете. Поищи вон там.
(В это время входят Перон и Ибиза.)
МЕДСЕСТРА: Это, мадам?
ЭВИТА: Узнаёшь его? Красивое, правда?
МЕДСЕСТРА: Да, мадам, оно очень красивое.
ЭВИТА: Самое красивое моё платье. Я в нём ужинала с Франко. Даже была в нём на встрече с Папой. Я всегда его надевала с белой норкой. Хочешь его? Бери. Норку тоже бери. Можешь оставить себе, дарю. Это самое дорогое моё платье, и самая дорогая горжетка. Оставь себе. Не благодари меня. Всё равно я скоро умру. Подойди сюда. Подойди. Эти двое всё ещё здесь. Что им нужно? Что, долго умираю? Так добейте меня, чего стесняться!
МАТЬ: Эвита, не произноси таких слов!
ЭВИТА: А ты, хрен тебе, а не сейф в Швейцарии! Пустой он, твой сейф! Ишь, губы раскатала! А ты надевай платье. Платье надевай! А ты, стервятник, я отлично знаю, что ты сделаешь, когда я подохну и за тобой некому будет следить.  Ты отдашь всю нефть американцам, а себе накупишь авианосцев. Иди, спрячься под кровать, трус, ничтожество. Я всю жизнь прожила в одиночестве и умереть смогу без тебя! Финита ля комедия! Бледная немощь. Надевай своё платье!
МЕДСЕСТРА: Но…
ЭВИТА: Надевай, сказала! Развлечёмся вдвоём с Фанни и с остальными! А вот этих запрём в их комнатах, пусть радио послушают!
ИБИЗА: Наденьте платье, девочка моя.
(Медсестра переодевается, мать ей помогает.)
ПЕРОН: Ева, послушай меня секундочку. Я не буду выдвигать свою кандидатуру на выборах. Я отказываюсь от власти.
ЭВИТА: Что ты несёшь! Почему?
ПЕРОН: Потому что я больше ничего не чувствую. Даже твоя смерть меня не трогает. У меня внутри всё пусто. Уже давно ты взяла на себя все мои страдания, и это мне помогало управлять страной. Когда тебя не станет, у власти никого не останется. Даже если я очерствел как старик, то всё равно способен это понять.
ЭВИТА: Хватит нести чушь! Через несколько дней это пройдёт. Не будь кретином; подожди, и всё пройдёт.

ЭВИТА: А ну-ка, покажись! Тебе очень идёт!
(Перон выходит.)
МЕДСЕСТРА: Я слишком высокая для этого платья.
ЭВИТА: Нет, нет. Подойди. Повернись. Тебе очень идёт, даже больше, чем мне. Правда. Мама, не могла бы ты для меня сделать одну вещь?
МАТЬ: Какую вещь?
ЭВИТА: Уйди в свою комнату.
МАТЬ: За что ты на меня сердишься, Эвита?
ЭВИТА: Я не сержусь. С чего ты взяла?
МАТЬ: Ты сердишься на меня. Я же знаю. Но многое в жизни было не по моей вине, меня тоже надо понять.
ЭВИТА: Я тебе давала недостаточно денег?
МАТЬ: Ну что ты!
ЭВИТА: Ну, тогда иди в свою комнату.
МАТЬ: Ты злишься на меня потому, что думаешь, что я не страдаю, что ты умираешь. А я страдаю. Мне очень больно, Эвита. Когда у тебя был дифтерит, я проплакала целую неделю. Ты не помнишь, потому что ты была очень маленькая. Больше всего на свете я люблю тебя. А сейф, этот номер, который ты мне дала; он настоящий, или ты пошутила?
ЭВИТА: Правда, дура. Иди в свою комнату.
МАТЬ: Спасибо, Ева.
(Выходит.)
ЭВИТА:  Помоги мне подняться. У меня затекли ноги. Уф! Что я хотела сказать? Дай обопрусь на тебя. Знаешь, когда ты в этом платье, такое ощущение, что я иду под руку  сама с собой. Мне не так стыдно, что я в таком состоянии. Посмотри на моё кольцо. Нравится? Это изумруд «сердце попугайчика». На! Я тебе дарю. Держи!
МЕДСЕСТРА: О! Спасибо, мадам, оно очень красивое.
ЭВИТА: Мне его подарили в Индии, когда я ездила туда подписывать контракты.
МЕДСЕСТРА: Оно восхитительно, мадам!
ЭВИТА: Любишь драгоценности, а? Бери и это. И колье. Бери, бери, не благодари. Мне теперь всё это ни к чему. Это тебе приданое. А ты любишь деньги, а? Знаешь, что сделаешь, когда я умру? Поедешь жить с моей матерью в Европу? У неё там куча домов, машин, всего чего надо. Ты можешь сойти за её дочь. Найдёшь там себе мужа. Ты девственница?
МЕДСЕСТРА: Нет, мадам.
ЭВИТА: Тем лучше. Жизнь прекрасна, ты знаешь? Только не засиживайся в медсёстрах. Погоди, чёрт, подыхаю. Помоги мне сесть. Останься здесь. Останься здесь. Останься здесь. Тебе не холодно? Хочешь надеть мою норку?
МЕДСЕСТРА: Нет, мадам.
ЭВИТА: Как же мне всё обрыдло! Ибиза, ты здесь?
ИБИЗА: Да.
ЭВИТА: Ты боишься меня?
МЕДСЕСТРА: Нет, мадам. Я не боюсь.
ЭВИТА: Ибиза? Мне всё осточертело, старик. Всё готово? Я имею в виду не похороны, а атмосферу, атмосфера готова?
ИБИЗА: Атмосфера готова.
ЭВИТА: Я это чувствовала. Значит это конец. Как же мне осточертел этот рак, чёрт возьми! Какая чушь! Рак – это из-за тебя. Или из-за Перона, из-за вас обоих, я здесь не при чём.
ИБИЗА: Что ты хочешь этим сказать?
ЭВИТА: Вы меня бросили совсем одну в эту раковую западню. Сволочи! Я была совсем одна, и я сошла с ума. А вы наблюдаете за тем, как я умираю, как за скотиной на бойне. Ну, позволь мне, я хочу быть с тобой, не бойся. Я совсем обезумела, обезумела, как тогда, когда раздаривала гоночные машины каждой проститутке, и вы мне это позволяли. Безумная. И ни ты, и ни он никогда не смели меня остановить. Даже мою смерть, даже мизансцену своей смерти я должна была делать сама. Совсем одна. Когда я уходила в трущобы и раздавала пачки денег, и всё там оставляла, свои украшения, свою машину, даже своё платье и возвращалась как ненормальная на такси, сверкая в окне своей голой задницей,  вы мне не препятствовали. Вы на всё закрывали глаза, как будто я уже была мёртвая, словно это были поминки по мне. Вот что я хотела тебе сказать, старик. Ты очень красивая, ты знаешь? У тебя красивые волосы… Только не надо их красить, постоянно красить волосы вредно, знаешь об этом? Подожди, любовь моя, позволь мне это сделать. Дай мне, Ибиза.
ИБИЗА: Я сам сделаю.
ЭВИТА: Нет, подожди. Подожди… Не бойся, любовь моя, не бойся… Останься так… Не двигайся. Тебе нравится? А? Так… так… так… Это конец, я готова.
(Ибиза всаживает нож в медсестру. Эвита ему помогает.)
ЭВИТА: Господи, как долго это тянулось. Фанни всё ещё ждёт в подвале? Я спущусь одна. Я заболела от всех этих уколов. Я мёртвая. Мама?.. Мама! Иди сюда.
ГОЛОС МАТЕРИ: Оставь меня в покое! Оставь меня в покое! Ты слышишь меня? Я ничего не хочу видеть.
ЭВИТА: Иди, попрощайся со мной, старая сука!
ГОЛОС МАТЕРИ: Сама сука! Подыхай, сука!
ЭВИТА: Поди, принеси мне одежду медсестры. Нельзя, чтобы меня узнали. И её шляпу. Шляпу её возьми тоже.
(Ибиза выходит. Возвращается одеждой и со шляпой медсестры.)
ЭВИТА: Как ты думаешь, может мне взять маленький чемодан с бриллиантами? Нет, пусть лучше их выставят в музее. Всё равно  я ведь их больше не надену? Хотя нет, я их всё-таки возьму для Фанни, ей будет приятно. А ты, ты останешься? Ведь ты останешься? Да, я так и знала, что ты останешься. Позаботься о нём, он беспомощный. Ему всё время нужна поддержка. Дай мне накидку, пожалуйста. Рак – это была твоя идея. Не знаю почему, но я уверена, что это твоя идея. Я бы сама не смогла такое придумать, подобную болезнь. Ты понимаешь? Ты не понимаешь. Раз так, значит так. Где её шляпа? (Входит Перон.) Ты не понимаешь? Это как в детстве, когда мама нас посылала за «Чинзано» к одноглазому лавочнику, ты помнишь, по-моему, он был одноглазый? Он меня впускал в подсобку и лапал, помнишь это? А потом мы делили деньги, которые мать давала на вино. Он был доведён до полного отчаяния, этот тип, он был на грани. Это было что-то жуткое. На самом деле, он ни разу до меня не дотронулся. Единственное, что ему нужно было – это говорить со мной. Не знаю, почему я тебе врала, что он меня лапал. Он мне рассказывал свою жизнь. И вот, постепенно я стала такая же как он, понимаешь, и ничего не могу с этим поделать. Это так, ничего не могу поделать. Ты больше никогда не бывал на этой улице? Может он ещё там?
ИБИЗА: Лавочник? Его там больше нет.
ЭВИТА: Я была в этом уверена. Он умер?
ИБИЗА: Не знаю.
ЭВИТА: Я уверена, что он умер. Знаешь, я всё-таки оставлю бриллианты. Пусть лучше будут в музее.

(Эвита выходит. Ибиза укладывает тело медсестры на дорожный сундук, одевает ей парик. Ибиза выходит. Входят журналисты, министры, монашки, зеваки, фотографы, жёны послов, мальчики-хористы, поломники, косметологи, бальзамировщики, священники, школьники, профсоюзные работники, дочери перонистской революции, медсёстры со свечами в руках и с венками из искусственных цветов.)