Взрыв

ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА. У нас неинтересно будет. Скучно и жарко. Даже горячо.
ДИМА. С тобой.
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА. Сковородки придется мыть, смолу отчищать. Очень много грязной черновой работы.
ДИМА. Да?
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА. Да.

Дима задумывается.

НЕМЕЦ. Ладно, не будем никого задерживать. Что мы должны сделать? Последнее слово? Попросить чего?
БОМЖ. Знаете, говорят: мне бы хоть минутку. Пожалуйста, минута ваша. Всегда есть что сказать на прощанье. Разве нет?
АКТЕР. Перед смертью не надышишься.
НЕМЕЦ. Когда у нас в Швейцарии кто-то умирает, то публикуется объявление в газете. Страна маленькая, поэтому, по традиции, даже самый-самый дальний родственник должен иметь возможность приехать и проститься. И целую неделю идет прощание.
АКТЕР. Да с ума же сойдешь! И где прощаться-то? Дома нереально. В морге, что ли?
НЕМЕЦ. На кладбищах. Там стоят дома – как ледяные дворцы. Только бетон и стекло. Длинные коридоры с комнатами. Каждый гроб в отдельной комнате с микроклиматом. Все очень красиво, траурно. Приходишь, плачешь, уходишь… И всегда чувствуешь спиной – покойник на тебя смотрит.
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА. А цветы поставить? А присесть?
НЕМЕЦ. В комнате стоит гроб, лавочка, можно поставить цветы, горят свечи.
ИРА. А музыка?
НЕМЕЦ. Музыки нет. Как это по-русски – «гробовая тишина».
ВЕТЕРАН. А на ночь остаться рядом с покойным можно?
ДИМА. А помолиться? Молитвы почитать?
НЕМЕЦ. На ночь там никто не остается. Священник отпевает умершего в церкви рядом.

Пауза

НЕМЕЦ. Бог? Ты слышишь, Бог? А? Пусть будет вечер, и за оградой – жизнь. А я буду лежать в освещенном гробу. И пусть будут приходить друзья и смотреть на мое мертвое бледное лицо. Пусть все будет красиво как в музее.
БОМЖ. О себе, скажи, о себе!
НЕМЕЦ. Прости, меня, господи. Там, в Швейцарии, я жил среди… отражений что ли, каких-то копий с оригинала – ну, мне так казалось.
АКТЕР. Перевожу. В Швейцарии не с кем было поговорить по душам и напиться.
НЕМЕЦ. А хотелось приключений.
АКТЕР. Хотелось переходить улицу на красный свет.
НЕМЕЦ. Хотелось путешествий натуралиста. Дебрей, диких племен, джунглей. Мустангов, прерий.
ДИМА (Маме). Это он о ком?
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА. О нас. Сейчас переведут.
АКТЕР. Хотелось шашлыков на природе и жизни без теплых сортиров.
НЕМЕЦ. Хотелось хоть годик пожить среди людей по-собачьи преданных и по-кошачьи независимых.
АКТЕР. Чего?
ДИМА. Это он про нас. Правда, мама?
НЕМЕЦ. Приехал в Россию. Дальше – тишина…

Ира вцепляется Артему в волосы

ИРА. Я убью тебя, убью!.. Я молодая, глупая, беременная, мне пожить хотелось – чуть-чуть пожить, капельку. Мамочка, прости… За то, что до девятнадцати лет я была агрессивным монстром и на любое поучение реагировала атомным взрывом. А когда мне приходилось сидеть дома… Знаете, самую популярную девчоночью игру?
АКТЕР. Знаем.
ДИМА. Дочки-матери.
ИРА. Я брала в руку дезодорант и воображала, что я певица-звезда. Наряжалась в своей теснющей комнатушке, врубала на всю «Спайс герлз» и пела что есть силы. Ни одного слова по-английски я не знала, а просто подражала английской речи; свои имитации записывала и учила наизусть. Я могла так проводить целые дни. И мама никогда не заглядывала в комнату, не делала замечаний, что громко. Они с папой на кухне только видели тень на моей прозрачной двери, видели, что я пляшу как оглашенная и слушали мой ор – громче врубленных на всю Spice Girls. У них песня была такая крутая – Spice up your life. Эх, ее бы сейчас врубить….

Звучит Spice up your life.

Да, да? Меня простили? Мама, ты слышишь? Я люблю тебя мамочка, люблю!
Я была очень хорошим ребенком, и мои родители были просто офигенными. Они ни слова мне не говорили, не смеялись надо мной, не подкалывали. Они всегда давали деньги на диски. Папа никогда не затыкал меня в машине, когда я дурниной орала песни под радио. Ни сестра, ни мама не делали мне замечаний. Такая семья. Хорошая.

Ира вновь набрасывается на Артема.

СЦЕНА ЧЕТВЕРТАЯ. ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА

ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА. Что вы на парня набросились? Бомба была. Моя бомба. Я ее сделала. Сама. Я – бывший химик.

Пауза

АКТЕР. Сильно, мамаша. Три ноль в пользу Румынии.
НЕМЕЦ. Вы – сумасшедшая? Вы кого хотели взорвать? Полный автобус народа? Вы же мать!
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА. Я его хотела взорвать.
ВСЕ. Кого?
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА. Сына. Диму. У меня и предсмертная записка есть (достает записку).

Пауза

ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА. У меня есть минута?
У меня замечательный сын. Весной он получил медаль «Самому общительному интеллигенту класса». И больше в школу уже не ходил. Он приколист, он хорошо учится, он мужественный, он любит маму и здорово ладит с людьми.
В мае Дима заболел. Доктор сказал: «Да, температура есть, но в легких чисто. Зайдите через недельку. И почаще бывайте на солнышке, а то Дима бледный у вас». Я гоню его на солнышко, а он не идет…
Через неделю сдали анализ крови. По дороге зашли в магазин. Я еще удивилась… Покупатели мне говорят: «А что это он у вас такой желтый?» И правда, Дима уже был весь желтый, и только кончики пальцев – белые.
Вернулись домой, вызвали «скорую». Приехали в больницу. Диагноз – «лейкоз».
ИРА. Ну и что – лейкоз. Можно вылечить.
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА. Можно, можно… Вы знаете, что Дима написал на таком экранчике над кроватью?
ДИМА. «Я – Балакирев Дмитрий Владиславович. Болею лейкозом. Это рак крови. Но это лечится. Меня вылечат, и я буду как новенький». Мама, а можно я полежу?
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА. Пойдем.

Валентина Ивановна уводит Диму в глубь салона, бросает на сиденье какие-то тряпки, устраивая нечто напоминающее постель, укладывает мальчика и возвращается.

ИРА. Диму плохо лечили?
АКТЕР. Там деньги нужны были…
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА. Лечили хорошо… И бесплатно. И состояние улучшилось и температуру высоченную сбили. Но лейкоз не откликается на стандартную химиотерапию. В таких случаях выход один. Сдержать рост опухоли милотаргом и срочно проводить трансплантацию костного мозга.
ВЕТЕРАН. Милотарг – лекарство?
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА. Лекарство. И в больнице его нет. Его даже в России нет. Мне надо было срочно собрать 365 тысяч рублей, чтобы купить это лекарство в Швейцарии.
НЕМЕЦ. 15 000 долларов. Можно собрать.
СЕРЕГА. Квартиру продать.
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА. У нас – комната. Быстро не продать. И потом в этом не было необходимости.
ИРА. Вам кто-то помог?
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА. Мне твердо пообещали деньги. Очень твердо. И – обманули. А сама я собрала только шесть тысяч.
ВЕТЕРАН. Надо было в Москву ехать.
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА. Надо было. Думали, первый курс – здесь. Остальное – там. Не успели. И неделю назад мне сказали – поздно. Жить осталось максимум месяц. Даже если мне сейчас дадут миллион долларов – уже поздно. Поздно.
И я сделала бомбу. Нитроглецерин – это очень просто. Получается действием смеси серной и азотной кислот на чистый безводный глицерин при комнатной температуре. В чистом виде – бесцветное тяжелое масло. Решила приехать в наш онкоцентр и у входа…
НЕМЕЦ. Хорошо. Понятно. Привлечь внимание и все дела.
БОМЖ. А как вы нашли этого террориста-подрывника (показывает на Артема)?
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА. Я преподавала у него в университете. Преподавала, пока все не бросила, и не поселилась в больнице. Я там жила, устроилась нянечкой. За Димой нужен был постоянный уход.
БОМЖ. Хорошо… Приходите вы к молодому человеку домой…
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА. В институт я прихожу!
БОМЖ. Приходите, находите его и говорите: «Мальчик, вот тебе бомбочка. Взорви-ка нас с сыночком». Так что ли?
СЕРЕГА. Это же бред – полный бред.
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА. Сначала я хотела сжечь себя и сына. Облить бензином – и поджечь. Хотела… Но испугалась, не нашла в себе сил. А взрыв… Что взрыв… Мне нужно было общественное внимание. Чтобы тех, кого можно спасти – спасали. Дети умирают, а вы (показывает на Актера) в театрах играете. Вы (показывает на Немца) книжки читаете. Вы (показывает на студентов) учитесь. Вы (показывает на Ветерана) ноете.
АКТЕР. «Водка, ебля, телевизор».
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА. Что?
АКТЕР. Пьесу мы в театре такую репетируем. Про жизнь.
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА. Это у вас жизнь, а у нас – нет. А взрыв – это вид разговора. По другому с ними не поговоришь. А так хоть приедут, у воронки постоят, слова какие-нибудь в камеру скажут. Короткий такой разговор, но другого у нас не дождешься… Почему была уверена, что мне не откажут? А я любого уговорю. Махатму Ганди уговорю, любого буддистского монаха, хочешь (Немцу), тебя уговорю?
НЕМЕЦ. Уговори!
ИРА. Но автобус тут при чем? Я тут при чем? (Толкает Серегу.) Ты чего молчишь?
(Артему) Что же ты сделал, что же ты сделал…
АРТЕМ. Да не взрывал я никого! Сначала согласился. Взорвать их. А почему я не должен был соглашаться? Вы посмотрите на нее! Она седая пришла, у нее руки тряслись. Она полгода назад ушла из института вот такой коровой, вот с такими сиськами, а пришла злая ведьма. Она пока шла по нашей лаборатории – от двери до окна, где я стоял – опрокинула стул, разбила колбу, свалила стопку книжек и краем рукава в какую-то жидкость залезла. Я еще подумал, что у меня кто-то умер.
Согласился… А потом струсил! Мы должны были приехать к онкоцентру. Этот рюкзак я должен был оставить рядом с ними. И с помощью мобильного телефона, как с пульта… Он нас взорвал (показывает на Ветерана).

Пауза

СЦЕНА ПЯТАЯ. ВЕТЕРАН

ВЕТЕРАН. Ну чего уставились? Ною, говоришь? Врешь! (Начинает петь)

Артиллеристы, Сталин дал приказ,
Артиллеристы, зовет Отчизна нас.
Из тысяч грозных батарей
За слезы наших матерей,
За нашу Родину – огонь! огонь!

За твои, мать, слезы! Огонь прямой наводкой! За наши идеалы – за великий Советский Союз!
АКТЕР. Дедуля, какие идеалы? «Пролетарии всех стран, объединяйтесь»?
ИРА (Ветерану). Я понимаю – вам жить надоело, виагра уже не помогает… А я вот беременная – вы видели, что рядом с вами беременная?
АКТЕР. Дед, ты не фашистское логово взрывал, не склад боеприпасов, понимаешь?
ВЕТЕРАН. Молчать! Если бы не я, если бы не победа в 45-м, вас вообще бы не было!