Александр Козырев «Страна поэтов»

Иннокентий: И Вы тоже? А мне он как-то сказал, что единственное достоинство моих стихов – это то, как я их читаю. (Внезапно встаёт в позу и говорит величественно): Я ведь, знаете ли, бывший актёр. Выступал не хуже партии Бивнева. Тоже мечтаю создать поэтический театр.
Горислав: Поэтический театр?
Иннокентий: Ну да. А что мы хуже что-ли?
Горислав: Любопытная идея.
Иннокентий: Правда? Если интересно, можем встретиться, пообщаться. Ко мне можно заглянуть на чай. У меня всегда есть чай, сахар. Я тогда свой телефон запишу здесь, на сборнике. (Так же неуклюже берёт ручку и долго выводит цифры). Вот. Тут сборник мой новый, а на кассете это я стихи классиков читаю. Ладно, рад был познакомиться. Пойду тогда. (Ещё раз протягивает руку). Иннокентий. (С трудом снова надев на плечо сумку, уходит).
Молодой критик (подходя к Гориславу): Познакомились?
Горислав: А он тоже из вашей партии?
Молодой критик: Он? Я тебя умоляю!
Горислав: Не понял.
Молодой критик: Вокруг нашей партии много вьётся людей, которые как бы нигде, но как бы около нас. Это один из них.
Горислав: Он вправду бывший актёр?
Молодой критик: Лично я считаю, что не существует бывших актёров, равно как и бывших поэтов или художников.
Горислав: Он подал интересную идею…
Молодой критик (даже не выслушав): Это он умеет! А вот кто их будет воплощать..
Горислав: У тебя предубеждение против него?
Молодой критик: Вовсе нет. Просто связываться с ним я бы тебе не советовал.
Горислав: Ну, отказаться ведь всегда можно.
Молодой критик: Надеюсь, надеюсь. А к нам ты приходи. (Пожимает Гориславу руку и уходит).

Остаются только Неприходько и Горислав. Оба складывают свои вещи, готовясь уйти. Внезапно вбегает Ольга.

Ольга: Слава богу, я ещё Вас застала!
Горислав (в первую минуту бросается к ней): Ольга! (Внезапно, что-то осознав, останавливается). Как? Вы и в этой партии тоже?
Ольга (узнав его, отходит на несколько шагов, говорит быстро и сбивчиво): Н-нет, нет, молодой человек. Вы ошиблись. Меня зовут Лилия, мы с Вам незнакомы.
Горислав (медленно, отчеканивая каждое слово): Да, простите. Я действительно обознался.
Неприходько (Ольге): Что ты хотела, Лилечка?
Ольга: Новые стихи принесла. (Передаёт ему папку-файл с вложенными листами).
Неприходько: Хорошо. (Гориславу). Кинь куда-нибудь в шкаф.
Ольга: Я.. забегала на минутку.. до свидания… (убегает).

Положив папку в шкаф, Горислав стоит в задумчивости, не говоря ни слова.

Неприходько: Что, молодой человек? Думаешь, я не знаю, что зовут её Ольга и она входит в две партии сразу? Знаю.
Горислав: Но разве так можно? Ведь каждый должен сделать выбор. Это наказуемо!
Неприходько: И что же мне теперь, выдать её? Нет. Она, как и любой поэт, находится в поиске. Каждый ищет. Кто-то «себя», а кто-то «для себя». Да, она рискует. Да, обманывает. И меня, и Бивнева. Но стоит ли платить злом за зло? Вокруг нашей партии много людей, которые лишь используют моё имя, а в трудную минуту открестятся ото всего. Бог им судья. Вот Иннокентий. Он не член партии, но он по-своему несчастный человек. Что же мне, гнать его прочь? Нет. Я не выношу приговоров. И тебя прошу о том же. Не выдавай Ольгу.
Горислав: Я? Да что Вы…
Неприходько: Я вижу, ты юноша порядочный. Только не позволяй неудачам озлобить тебя. Ну, а если решишь больше здесь не появляться, я не обижусь.
Горислав: Я приду. (После паузы). А можно я ещё здесь побуду, посмотрю стихи?
Неприходько: Хорошо. Ключ сдать не забудь. И особо не задерживайся, а то сторожа ругаться будут. (уходит).

Оставшись один, Горислав достаёт из шкафа листы, выкладывает их на стол. Берёт в руки потртрет Псевдова и подносит к глазам.

Горислав: Вот и всё. Иных вариантов нет. Только разве здесь я смогу стать своим? (Перебирает листы). Цветы – мечты, земля – поля, милые – родимые. Край родной, люблю тебя. Васильки, ромашки. (Вздыхает). Как всё похоже.

Внезапно позади раздаётся шорох. Сорвавшись с места, студент подбегает к кулисе.

Горислав: Кто здесь?
Ольга (входя): Это я, не пугайтесь.
Горислав (отступив на несколько шагов, с долей сарказма): Снова здравствуйте, Ольга. Или прикажете называть Вас Лилией?
Ольга: Глупо было бы отпираться теперь, в разговоре с глазу на глаз.
Горислав: Вы что-то забыли? К сожалению, все уже разошлись. Я здесь один.
Ольга: Я знаю. Я специально ждала, когда уйдёт Неприходько. Мне необходимо было поговорить с Вами… (Через паузу). Наедине… Я…
Горислав: Не надо. Я понял. Вам не стоит просить меня об этом. Я никогда бы не выдал Вас.
Ольга (совсем иным тоном): Правда?
Горислав: Правда. Или, по-Вашему, я похож на доносчика или предателя?
Ольга: Нет, что Вы! Просто… (Пытается подобрать слова и вдруг начинает всхлипывать). Да, Вы в праве меня осуждать. Да, это непорядочно. Но что поделать, если нужно выбрать что-то одно, а я не могу! (Опускается на стул).
Горислав (встаёт на колено рядом с ней): Не плачьте. Ну, не надо. Я всё понимаю. Я не осуждаю Вас. И никогда не выдам. (Набравшись храбрости, берёт её за руку). Я искал Вас с тех пор, как Вы закончили университет, и всё боялся, что так и не смогу найти. И вот теперь, куда бы я ни шёл, Вы всегда со мной. Это судьба.
Ольга: Судьба?
Горислав: Да. Ведь с первого дня, когда я увидел Вас в университете, я… Я люблю Вас!
Ольга (проводит пальцами по его лицу): Нет, милый мальчик. Я недостойна. Я слишком слаба, чтобы сделать выбор. Не любите меня!
Горислав: Не отталкивайте меня, прошу Вас! Позвольте просто быть рядом.
Ольга: Моя судьба теперь всецело в Ваших руках, поэтому мне ли отталкивать Вас?
Горислав (обнимает её): Всё будет хорошо. Теперь всё будет хорошо. Поверь мне.
Ольга: Я верю. Я твоя, Горислав. Я в твоих руках.

Гаснет свет. Меняется картина.

Картина пятая.
Комната Иннокентия. У одной из кулис стоит диван, рядом с ним – маленький столик. На столике раскрытая пачка сигарет и пепельница. У противоположной кулисы книжный шкаф, на котором стоит допотопный магнитофон, а около него беспорядочно навалены кассеты. Горислав сидит в большом кресле посредине сцены, а Иннокентий ходит по комнате. Из магнитофона доносится его голос в ужасной записи.

Иннокентий: Вот это я монолог Фауста читаю. Ну как?
Горислав (пожимая плечами): Ну, качество, конечно, оставляет желать лучшего.
Иннокентий: Да, да. Ты прав. Вот если бы это оцифровать можно было. Это мы тогда просто пива выпили и решили записать кассету. Кстати, по мне заметно, что я много пью?
Горислав: Я не всматривался. Может, изложишь свою идею?
Иннокентий: Идею? А, конечно. (Вдруг замирает посреди комнаты, проводит пальцами по лицу и с минуту молчит). Так вот. Идея такая. Видел, как Бивнев обставляет свои выступления? Разве мы хуже?
Горислав: «Мы» – это кто?
Иннокентий: Партия имени Псевдова, конечно! (Остановившись). То есть, официально я в неё не вхожу, но спасибо большое Неприходько – он привечает всех, кто оказывается изгоем. Я с ним этой идеей делился, но он как-то прохладно к ней относится. Он видит в своих партийцах только поэтов, а творческий человек не может ограничиваться чем-то одним, ведь так? (Видя, что Горислав задумался). Слышишь меня? Ведь так?
Горислав: Так, наверное.
Иннокентий: Так вот. Извини, я закурю, так лучше думается. (Зажигает сигарету, но уже после первой затяжки разражается диким кашлем). Ой, что-то сердце болит.
Горислав: Может, не стоит столько курить?
Иннокентий: Возможно, только вряд ли я когда-либо брошу. Это как болезнь.
Горислав: Лечиться-то в случае чего есть чем?
Иннокентий: Да я, в основном, лечусь молитвой.
(пауза)
Так вот. Идея такая. Чем мы хуже? Почему бы тоже не облечь стихи в какое-нибудь сценическое действие?
Горислав: Да, но в случае с Бивневым антураж – это восполнение стихотворных недостатков, поэтому, не думаю, что с него стоит брать пример.
Иннокентий: Конечно. Но у меня же есть разработки. Я же думаю, ночами не сплю. У меня же есть опыт. Я с Неприходько делился этой идеей, но он как-то холодно к ней относится. Он, видишь ли, немного ленив. Своего он уже добился, ему этого хватает. Вот, если бы выбить мне, скажем ставку режиссёра при Доме Творчества, создать достойную программу, продавать билеты…
Горислав: По-моему, там, где начинаются деньги, там кончается творчество.
Иннокентий: Нет, ну хотя бы символическую плату. Надо уважать себя и любить своё творчество. С Неприходько я делился этой идеей, но он холодно к ней отнёсся. Или обо мне идёт дурная слава?…
Горислав: Дурная слава?
Иннокентий (садится на диван и тушит окурок в пепельницу. Говорит тихо и доверительно). То, что я сейчас скажу, должно остаться только между нами. Обещаешь? (Горислав кивает). Лет пять назад, когда я готовил моноспектакль по своим стихам, никто не соглашался мне помочь, и от переживаний я попал в лечебницу. Только не пугайся. Да, у меня есть диагноз. (Как бы оправдываясь). Но творческий человек всегда в той или иной степени безумен. Чтобы быть искренним в профессии, нужно истязать себя. Не все это выдерживают. Но это только между нами. (Пауза). Ну что, не напугал? Не пропало желание со мной общаться?
Горислав: Нет, не пропало.
Иннокентий: Только мне нужна будет помощь. В одиночку здесь ничего не добиться. Приходится с кем-то разговаривать, убеждать, махать руками, как клоуну. Устаю. Нужно убедить Неприходько помочь нам. И агитировать, может, ещё кто заинтересуется. Вот оба критика у вас в партии могли бы стать неплохими актёрами. Тот, что постарше, – вообще демонический образ вроде Мефистофеля или какого-нибудь «чёрного человека». Или вот девушка – как её, Анна? То есть это она с виду «хи-хи-ха-ха», но я уверен, что у неё большой потенциал. Может, ты с ними поговоришь? А то у них против меня, по-моему, предубеждение. Поговоришь? Вот если бы мне, скажем, ставку режиссёра, спектакль по билетам.. Чем мы хуже?