Поджигатель церквей

СЕРГЕЙ . Да и всегда я такой был. Вот расскажу вам, Татьяна Петровна, пока пьяный, никому никогда не рассказывал… Сейчас… стопарик еще тяпну… Вот. Отвезли меня, значит, в психушку после госпиталя…А там – время было такое, конец, значит, девяностых годов – как раз волна – то эта всяких экстрасенсов стала потихоньку спадать, а почему она стала спадать? Тоже и потому что стали всех этих экстрасенсов потихонечку по психушкам рассовывать – не то чтобы политика, а просто у многих и в самом деле нелады с кукушкой стали обнаруживаться. Золотое время было для советского мистицизма! Больше уж никогда в истории такого не будет.Вся мысль филосовская была тогда на Ганнушках да в Кащенке отсконцентрирована. И вот я как раз в это время в двенадцатом отделении и отдыхал, проводили со мной эти реабилитационные работы гребаные. Что за время было, не могу без слез вспоминать! С утра встанешь – и в курилку, а там уже во всю дискуссии всякие про эманации абсолюта, да про трансцендентальность Христа, да про то, как простатит правильно лечить путем мануальной терапии. Кого там только не было! Я за сорок шесть дней такого там нахватался, что и сейчас могу на любую аудиторию лекцию прочесть – хоть про историю зороастризма, хоть про снятие порчи мышиными лапками. И был там один среди них мужик с погремухой Никотин. Он про себя говорил, что ученик этой… Джуны. Знаете? Вот.Он так про себя говорил. Не знаю, правда, нет ли, там за забором не принято в душу человеку лезть. Язык быстро подрежут.Но я так думаю, что все – таки он не врал, потому что он такие вещи мог выполнять, которые я больше никогда не видел. Наши все доморощенные тутошние экстрасенсы просто дети детсадовской группы по сравнению с ним. Я к ним даже всерьез относиться не могу себя заставить. И вот этот Никотин полюбил, значит, почему – то меня. То есть он, по русски говоря, был пидор, и я ему нравился. Но у него было два любовника, и он с ними имел свои там дела, а мне он просто помогал все время, и кое – каким вещам меня учил. И вот однажды он мне говорит: я могу показать тебе твою прошлую жизнь. А я вдруг забоялся чего – то до смерти, думаю, введет меня в гипноз свой, а он это здорово делал, он по профессии кидальщик был, по доверию отрабатывался, вот, введет меня в этот свой гипноз да и трахнет, пардон, невзначай… Но любопытно же… Вот, я согласился. Но сам для себя поставил задачу контроль все – таки держать. Вот, он начал со мной все эти дела проворачивать, но я никак не поддаюсь, и вдруг – бах! Заработало! Пошли какие – то картинки перед глазами. И вот, я вижу… Да, я вижу – себя… То есть не себя, а… Трудно объяснить. Вижу так: пустыня такая снежная, до самого горизонта, солнце сияет во всю, пыль снежная блестит, а по этой пустыне – волки, волки! Бегут…Штук двадцать, и прямо на солнце они бегут, как будто атакуют его… И все как один они бегут на него. А над ними, над волками то есть, летит вертолет такой военный, и вот в этом – то вертолете, как раз я, и еще солдаты, другие… Но я сам вижу что не солдат, а на мне форма такая офицерская, но странная очень какая – то, неизвестно каких войск… И я вроде как главный среди всех, и командую ими…. И солдаты с обеих сторон из автоматов стреляют по волкам, стреляют по ним, и патроны все не кончаются и не кончаются, и никак они попасть не могут ни в одного… И вот я говорю левому солдату… на каком – то языке таком гортанном говорю ему: мол, гауркхани! Мол, отойди давай! И беру у него автомат, и давай сам по этим волкам херачить, и сразу во многих попадаю, и эти твари вдруг начинают морды свои на небо, на нас то есть, поворачивать, и скалятся, и прыгают даже на вертолет… И вот я стреляю по ним, стреляю, и сам как будто этм волком становлюсь, и сливаюсь как будто с ними, и больно мне повсему телу от собственных пуль, и я плачу, и рычу, и стреляю, стреляю…
По комнате прошел ДМИТРИЙ, молча взял из шифоньера матрац, по-
душку, прошел на веранду.
ТАТЬЯНА ПЕТРОВНА . Димочка, все в порядке у тебя? А Сережа у нас остался, на верандочке вы с ним, если что… Все в порядке, Дим?
Дима молча вышел.
ТАТЬЯНА ПЕТРОВНА ( СЕРГЕЮ .) Сереж, ну поговори ты с ним, разговори его хоть как – то, он же все в себе, все в себе всегда… Я там постелила на верандочке вам, места хватит, разговори его, Сереж! Хочешь, возьми будылку с собой, пусть хоть напьется, хоть что – нибудь, что – нибудь.. Слышишь? Пускай хоть напьется, лишь бы не молчал….
Плачет. СЕРГЕЙ взял бутылку, вышел на веранду, закрыл за собой дверь. ДМИТРИЙ курит у открытого окошка. Пауза.
СЕРГЕЙ .. Все другое стало, ага? Капмтализм, хуля… Стоянку вон отгрохали, рынок… Все другое… Ну, привыкнешь, хули там…
Пауза .
СЕРГЕЙ . Мамка твоя с ментом теперь живет, знаешь, поди? Старой закалки дядька. Но ничего, нормальный мужик. Коммунист, правда, натуральный… Но полковник зато. Видел его уже?
Молчание .
СЕРГЕЙ .. А насчет работы ты не переживай. Сейчас с этим проблем нет. Рекламник открой только любой – и все как при советах – требуются, требуются, требуются…
Молчание .
Ладно, спать тогда буду ложиться. Водяра вот стоит, если хочешь… А я отбиваться тогда…
ДМИТРИЙ . Ну, ты – то хоть веришь, что были они?
СЕРГЕЙ . Кто, Дим?
ДМИТРИЙ . Черти? Веришь, что я их видел? Что они были, веришь?
СЕРГЕЙ . Ты не расстраивайся только. Походишь по улицам, пообвыкнешься, к людям опять привыкнешь… Все путем будет… Все будет путем.
ДМИТРИЙ , Не пил я в тот день. На суде опер говорил, что я, мол, пьяный выматину был, но я не пил в тот день. Я как раз с утра решил завязать. До того неделю – пил, да, страшно пил… И вот как раз в этот день решил завязать. Отстоял всю службу, три свечки поставил, и потом еще два часа молился один, сам… И такое вдруг облегчение, такая благодать…я плакал там, перед Богоматерью, я хотел всю жизнь сначала… Потом из церкви вышел, хотел домой идти, но не смог – слабость такая, неделю же не ел ничего, только бадягу хлестал…Сел у ограды, сижу, отдыхаю… Тут – то я и увидел их! Никто потом не верил, сколько их…Думаешь, они как на картинках? Хвостатые, с рожками? Нет… Они чистенькие, смазливенькие, прилизанные все такие, в пиджачках таких блестяхих… Катаются по куполу словно зимой с горки, на крест заберутся и скатываются – вот веселье! Я в церковь обратно, гляжу – мама дорогая! А их там тьма – тьмущая! Ходят по храму Божьему словно у себя дома, переговариваются между собой, прихожан рассматривают… Я сразу смекнул, их голыми туками так запросто не возьмешь, их тоько огонь и может победить, только огонь, сильный огонь…
СЕРГЕЙ . Не выбили за пять лет из тебя дурь эту? Плохо, значит, били…
ДМИТРИЙ . Нормально. Правая почка так и не фурычит с тех пор…
СЕРГЕЙ . А левую тут отобьют, дай только срок… Найдутся желающие… Если ересь свою не бросишь.Не было там никаких чертей, белка у тебя была, белка, белка!!! Понял меня?
ДМИТРИЙ . Нет. Не понял
СЕРГЕЙ взял ДМИТРИЯ за плечи, резко встряхнул.
СЕРГЕЙ . Ну так я тебе объясню. (резко заломил ДМИТРТЮ запястье .) Не было никаких чертей, повторяй за мной! Не было.
ДМИТРИЙ потянулся к СЕРГЕЮ, крепко, взасос целует его.
СЕРГЕЙ . Твою мать!!! (Взял ДМИТРИЯ за волосы, несколько раз ударил о косяк двери.) Этого еще мне только не хватало! Так и знал, что пакость какая – нибудь выйдет, не хотел еще идти, не хотел… ( Оттолкнул Дмитрия , достал носовой платок, вытирает руки.) Пауза.
СЕРГЕЙ . Я не по этому делу, ты ошибся. Адресом.
ДМИТРИЙ . Как хочешь.
СЕРГЕЙ . Я пртив тебя ничего лично не имею, но я не по этому делу.
ДМИТРИЙ . Понятно.
СЕРГЕЙ .( протянул ДМИТРИЮ носовой платок.) На, приложи, кровь перестанет.
ДМИТРИЙ . Спасибо.
Пауза .
ДМИТРИЙ . Был такой святой… Давно При Никоне еще… Он для себя решил так: не буду я спасать свою душу. Если я ее спасу, а куча народу пойдет в ад, на кой черт мне и рай тогда нужен? Не надо оно ему было… Не надо мне такого Христа, сказал он. Если куча народу идетв ад, я пойду с ними. Я хочу идти с ними, сказал он. И после этого он всю оставшуюся жизнь грешил как мог. И умер с улыбкой на устах, вполне приготовившись идти в чистилище..И он был, видимо, счастлив…Наверное…
СЕРГЕЙ . Мораль – то в чем?