Что день грядущий
ОРЛОВ: Как?! Ты думаешь, она поймет меня? Помилуй! По ее мнению, уйти от мамаши и папаши, или от мужа к любимому мужчине – это верх гражданского мужества! А по-моему, – это ребячество! Полюбить, сойтись с мужчиной – это значит начать новую жизнь, а по-моему это ничего не значит. Любовь и мужчина составляют главную суть ее жизни, и, быть может, в этом отношении работает в ней философия бессознательного. Изволь-ка убедить ее, что любовь есть всего только простая потребность, как пища и одежда, что мир вовсе не погибнет от того, что мужья и жены плохи, что можно быть развратником, обольстителем и в то же время гениальным и благородным человеком, и с другой стороны – можно отказываться от наслаждений любви и в то же время быть глупым, злым животным! Современный культурный человек, стоящий даже в низу, например французский рабочий, тратит в день на обед десять су, на вино к обеду пять су и на женщину от пяти до десяти су, а свой ум и нервы он целиком отдает работе. Зинаида Федоровна отдает любви не су, а всю свою душу. Я, пожалуй, сделаю ей внушение, а она в ответ искренно завопиет, что я погубил ее, что у нее в жизни ничего больше не осталось!
ПЕКАРСКИЙ: Ты ей ничего не говори, а просто найми для нее отдельную квартиру. Вот и все.
ОРЛОВ: Это легко говорить.
КУКУШКИН: Но она мила. Она прелестна. Такие женщины воображают, что будут любить вечно, и отдаются с пафосом!
ОРЛОВ: Но надо иметь голову на плечах. Все опыты, известные нам из повседневной жизни и занесенные на скрижали бесчисленных романов и драм, единогласно подтверждают, что всякие адюльтеры и сожительства у порядочных людей, какова бы ни была любовь вначале, не продолжаются дольше двух, трех лет. Это она должна знать. А поэтому, все ее переезды, кастрюли и надежды на вечные любовь и согласие – ничего больше, как желание одурачить себя и меня. Она и мила , и прелестна, – кто спорит!? Но она перевернула телегу моей жизни! То, что я до сих пор считал пустяком и вздором, она вынуждает меня возводить на степень серьезного вопроса, я служу идолу, которого никогда не считал богом. Она и мила, и прелестна, но почему-то теперь, когда я иду со службы домой, у меня бывает нехорошо на душе, как будто я жду, что встречу у себя дома какое-то неудобство, вроде печников, которые разобрали все печи и навалили горы кирпича. Одним словом, за любовь я отдаю уже не су, а часть своего покоя и своих нервов. А это скверно!
КУКУШКИН: И она не слышит этого злодея! Милостливый государь! Я освобожу вас от тяжелой обязанности любить это прелестное создание! Я отобью у вас Зинаиду Федоровну!
ОРЛОВ: /Небрежно./ Можете…
КУКУШКИН: /Смеясь./ Смотрите, я не шучу! Не извольте, потом разыгрывать Отелло!
ГРУЗИН: Кукушкин, неутомим в любовных делах. Он неотразим для женщин и опасен для мужей. Я представляю, как на том свете черти будут поджаривать его на угольях за беспутную жизнь. Пекарский, вы без одной.
ПЕКАРСКИЙ: Нам с Жоржем сегодня явно не везет.
ОРЛОВ: /Смотрит на часы./ Да.
П А У З А
ГРУЗИН: Еще роббер, или все?
ПЕКАРСКИЙ: Я думаю, что нам пора…
ОРЛОВ: Извините, друзья. Совсем игра не идет в голову. Но наши карточные четверги никто не отменял и не отменит!
ПЕКАРСКИЙ: Хорошо, хорошо… Ты только не волнуйся, душа моя.
// Все собираются уходить. Степан и Поля подают все пальто и шапки.//
ГРУЗИН: Жоржинька, ангел мой! Голубчик, послушайтесь меня, поедемте сейчас за город!
ОРЛОВ: Поезжайте, а мне теперь нельзя.
ГРУЗИН: Она славная, не рассердится. Начальник добрый мой, поедем! Погода великолепная, метелица, морозик… Честное слово, вам встряхнуться надо, а то вы не в духе, черт вас знает…
ОРЛОВ:/Пекарскому./ Ты поедешь?
ПЕКАРСКИЙ: Не знаю. Пожалуй…
ОРЛОВ:/Кукушкину./ А ты?
КУКУШКИН: Я, как все!
ОРЛОВ: /Не сразу./ Разве напиться, а?! Ну, ладно! Поеду! Сейчас за деньгами схожу.
// Все оделись. Ждут Орлова. П А У З А. //
ГРУЗИН: /Пекарскому./ Ах, Пекарский, душа моя! Адвокатиссимус, сухарь сухарем, а женщин, небось любит!!!…
ОРЛОВ: /входя./ Прибавьте: толстых!! Однако поедемте, а то, гляди, на пороге встретимся.
// Все уходят. П А У З А . //
ПОЛЯ: //Счастливая.// Ну, что ты, Степан, окаменел что ли?! Иди собирай карты!!
// Степан не двигается.//
з а т е м н е н и е
К АРТИНА ПЯТАЯ:
// Кабинет Красновского. На стуле перед ним Степан. //
КРАСНОВСКИЙ: Значит, о его папаше вы не узнали ничего. Это плохо.
П А У З А
СТЕПАН: Что делать?
КРАСНОВСКИЙ: А что вы можете сказать о его гостях?
СТЕПАН: Гостей у него бывает только трое: Пекарский, Кукушкин и Грузин. Пекарский, как я понял, искуснейший адвокат, необыкновенного ума человек. Кукушкин просто льстец. Льстит даже нам с Полей, потому, что мы служим у влиятельных людей. Грузин – большой ребенок.
КРАСНОВСКИЙ: Как часто они у него бывают?
СТЕПАН: Раз в неделю, по четвергам. Играют в карты, ужинают.
КРАСНОВСКИЙ: За ужином они не молчат?
СТЕПАН: Разговаривают.
КРАСНОВСКИЙ: О чем?
СТЕПАН: О многом.
КРАСНОВСКИЙ: Я понимаю.
П А У З А
СТЕПАН: Говорят, что бога нет.
КРАСНОВСКИЙ: Да?
СТЕПАН: Да. Говорят, что со смертью, личность исчезает совершенно. Что бессмертные, существуют только во французской академии. Что истинного блага нет и не может быть, так как наличность его обусловлена человеческим совершенством, а последнее есть логическая нелепость. Говорят, что Россия такая же скучная и убогая страна, как Персия. Еще говорят, что интеллигенция безнадежна. По мнению Пекарского, она в громадном большинстве состоит из людей неспособных и никуда не годных. Народ же, говорят, спился, обленился, изворовался и вырождается. Науки у нас нет, литература неуклюжа, торговля держится на мошенничестве: « не обманешь – не продашь!» Ну и все в таком роде, и все достаточно смешно.
КРАСНОВСКИЙ: Смешно?
СТЕПАН: Да. Очень смешно.
КРАСНОВСКИЙ: Что еще.
СТЕПАН: Говорят, что нет верных жен; нет такой жены, от которой, при некотором навыке, нельзя было бы добиться ласок, не выходя из гостиной, в то время, когда рядом в кабинете сидит муж.
КРАСНОВСКИЙ: Да?
СТЕПАН: Да! Девочки-подростки развращены и уже знают все. Вообще, говорили, что чистоты нравов не было никогда, и нет ее. Очевидно, она не нужна. Человечество до сих пор прекрасно обходилось без нее. Вред же от так называемого разврата несомненно преувеличен. Извращение, предусмотренное в нашем уставе о наказаниях, не мешало Диогену быть философом и учителем. Цезарь и Цицерон ,были развратники, и в то же время великие люди. Старик Катон женился на молоденькой и все-таки продолжал считаться суровым постником и блюстителем нравов.
КРАСНОВСКИЙ: Вы так уверенно говорите, будто сами разделяете эти мысли.
СТЕПАН: Вообще в этом много убедительного.
КРАСНОВСКИЙ: После ужина?
СТЕПАН: В три, четыре часа ночи расходятся и уезжают куда-то за город, на Офицерскую сторону к какой-то Варваре Осиповне.
КРАСНОВСКИЙ: /Что-то записывает./ Спасибо. Это все?
СТЕПАН: Все. Да, еще все время читают Гоголя и Щедрина – сильно смеются.
П А У З А
КРАСНОВСКИЙ: А почему вы ничего не говорите о Красновской Зинаиде Федоровне, которая поселилась в доме Орлова?
СТЕПАН: Это вам тоже известно.
КРАСНОВСКИЙ: Известно.
СТЕПАН: Зачем я вам нужен, если вам и без меня все известно.
КРАСНОВСКИЙ: Известно только потому, что я ее муж!
СТЕПАН: /Потрясенный./ Муж?
КРАСНОВСКИЙ: Да, муж.
СТЕПАН: Так вы все придумали!! Никакого заговора нет!! Вы просто воспользовались служебным положением, и направили меня в дом к Орлову следить за вашей женой!? Вы ничтожество! Слышите!! Теперь я пронимаю, почему она убежала от Вас! Что вы хотите узнать? Что она ангел! Что, когда, я ее увидел, мне захотелось в нее влюбиться! Создать свою семью! Захотелось, чтобы у моей будущей жены было именно такое лицо, такой голос… Но я урод! И счастье для такого калеки, как я, возможно только в мечтах! Вы это все хотите узнать?! Знайте!!!
КРАСНОВСКИЙ: Успокойтесь! /П А У З А./ Сейчас вас проводят к нашему казначею, и вы получите вознаграждение за свой труд. Потом, не делая никаких глупостей, вы спокойно вернетесь в дом Орлова. /П А У З А./ Не уж то она и вправду ангел?
СТЕПАН: Не юродствуйте!
КРАСНОВСКИЙ: До свидания.
СТЕПАН: Мне очень хочется сказать вам:» Прощайте!»
КРАСНОВСКИЙ: Хочется, так скажите. Слова в наше время значат мало.
СТЕПАН: Вы, думаете, господин Красновский?
КРАСНОВСКИЙ: Уверен!
з а т е м н е н и е
КАРТИНА ШЕСТАЯ
// Квартира Орлова. Орлов и Зина обедают. Поля и Степан прислуживают.//
ЗИНА: Странно! Я отлично помню, вынула кошелек из кармана, чтобы заплатить извозчику… и потом положила здесь около зеркала. Чудеса!
// П А У З А. Едят.//
У нас что, завелись духи? Я сегодня потеряла кошелек, а сейчас, гляжу, он лежит на столе. Но духи не бескорыстно устроили такой фокус. Взяли себе за работу золотую монету и двадцать рублей.
ОРЛОВ: То у вас часы пропадают, то деньги… Отчего со мною никогда не бывает ничего подобного?
ЗИНА: /Со смехом./ Да… На прошлой неделе я заказала себе почтовой бумаги, но забыла сообщить свой новый адрес… / Взгляд ее останавливается на Поле. П А У З А. Поля уходит./ Я вовсе не в дурном настроении. Но я теперь стала соображать, и мне все понятно. Я могу назвать вам день и даже час, когда ОНА /показывает туда, куда ушла Поля/ украла у меня часы. А кошелек? /Степан подносит кофе./ Теперь я понимаю, отчего я так часто теряю свои платки и перчатки. Как хочешь, завтра я отпущу эту «сороку» на волю и пошлю степана за своей Софьей. Та не воровка…
ОРЛОВ: Вы не в духе. Завтра вы будете в другом настроении и поймете, что нельзя гнать человека только потому, что вы подозреваете его в чем-то.
ЗИНА: Я не подозреваю, я уверена. Пока я подозревала вашего лакея с несчастным лицом, я ни слова не говорила. Обидно, Жорж, что вы еще не верите.