Что день грядущий

ЗИНА: Степан. Нужно отправить телеграмму. Поезжайте на вокзал и попросите послать в след поезду. Вот. /протягивает клочок бумаги./

СТЕПАН: Хорошо, хорошо, Зинаида Федоровна. Будет исполнено. Только вы не волнуйтесь так.

ЗИНА: Поезжайте. Я не волнуюсь . / Закрывает за собой дверь./

СТЕПАН: /Читает./ « С Новым годом, с новым счастьем! Скорей телеграфируй, скучаю ужасно. Прошла целая вечность. Жалею, что нельзя послать по телеграфу тысячу поцелуев и самое сердце. Будь весел, радость моя. Зина.» Да!

/Уходит. П А У З А. Тихо входит Поля. Снимает телефонный аппарат./

ПОЛЯ: Квартиру Пекарского. Спасибо.

П А У З А

Георгий Иванович, это я. /Тихо смеется./ Вам точно кроме сотни колод карт ничего не нужно? Нет? Ну, я скоро! /Вешает трубку./

з а т е м н е н и е

КАРТИНА  ВОСЬМАЯ:

//  7 января, день Иоанна Крестителя. После завтрака. Зина равнодушно листает газеты. Степан убирает стол. П А У З А. За входной дверью слышен звонкий смех Поли. Открывается дверь, входит Орлов и за ним Поля с чемоданами. //

ЗИНА: Отчего ты не телеграфировал? /Кидается Орлову на шею./  Отчего? Я измучилась, я едва пережила это время… О, боже мой!

ОРЛОВ: Очень просто! Мы с сенатором в первый же день поехали в Москву, я не получал твоих телеграмм. После обеда я, душа моя, дам тебе самый подробный отчет, а теперь… Поля, быстро мой черный фрак и орден! Я должен ехать к отцу поздравлять его с ангелом.

ЗИНА: Так сразу?

ОРЛОВ: Да, еще надо выучить поздравительные стихи.

ЗИНА: Твоя любимая Поля обокрала меня и наговорила мне дерзостей.

ОРЛОВ: Но от чего она меня не обкрадывает и не говорит мне дерзостей? Отчего я никогда не замечаю ни горничных, ни дворников, ни лакеев? Милая моя, вы просто капризничаете и не хотите иметь характера… Я даже подозреваю, что вы беременны. Когда я предлагал вам уволить ее, вы потребовали, чтобы она осталась, а теперь хотите, чтобы я прогнал ее. А я в таких случаях тоже упрямый человек: на каприз я отвечаю капризом. Вы хотите, чтобы она ушла, ну, а я вот хочу, чтобы она осталась. Это единственный способ излечить вас от нервов. Поля!!

//Входит Поля и несет фрак и орден. Орлов начинает одеваться./

Ах, если бы вы исключили из нашей супружеской программы все эти серьезные вопросы! Как бы одолжили!

ЗИНА: Мы, женщины, не можем сметь свое суждение иметь.

ОРЛОВ: Я даю вам полную свободу, будьте либеральны и цитируйте каких угодно авторов, но сделайте мне уступку, не трактуйте в моем присутствии только о двух вещах6 о зловредности высшего света и о ненормальностях брака. Поймите же вы, наконец. Высший свет бранят всегда, чтобы противопоставить  его тому свету, где живут купцы, попы, мещане и мужики, разные там Сидоры и Никиты. Оба света мне противны, но если бы мне предложили выбирать по совести между тем и другим, то я, не задумываясь, выбрал бы высший, и это не было бы ложью и кривлянием, так как все мои вкусы на его стороне. Наш свет и пошл, и пуст, но зато мы с вами хоть порядочно говорим по-французски, кое-что почитываем и не толкаем друг друга под микитки, даже когда сильно ссоримся, а у Сидоров и Никит – полная разнузданность кабацких нравов и идолопоклонство.

ЗИНА: Мужик и купец кормят вас.

ОРЛОВ:  Да, ну так что же? Это рекомендует с дурной стороны не меня только, но и их так же. У них просто не хватает ума и честности поступать иначе. Теперь, что касается ненормальностей брака, /смотрит на часы./ – то пора вам понять, что никаких ненормальностей нет, а есть пока  только неопределенные требования к браку. Что вы хотите от брака? В законном и незаконном сожительстве, во всех союзах, дурных и хороших, – одна и та же сущность. Вы, дамы, живете только для одной этой сущности , она для вас все, без нее ваше существование не имело бы для вас смысла. Вам ничего не нужно, кроме сущности, вы и берете ее, но с тех пор, как вы начитались новостей, /показывает на газеты./ вам стало стыдно брать, и вы мечетесь из стороны в сторону, меняете, очертя голову мужчин, и чтобы оправдать эту сумятицу, все время говорите о ненормальностях брака! Раз вы не можете и не хотите устранить сущности, самого главного вашего врага, вашего сатану, раз вы продолжаете рабски служить ему, то какие тут могут быть серьезные разговоры, – все только вздор и кривлянье! И я вам никогда не поверю! Степан, узнай подъехал ли извозчик?

//Степан уходит.//

ЗИНА: Вы, я вижу, хотите сегодня поразить меня вашим цинизмом, Мне отвратительно вас слушать! Я чиста перед богом и людьми, и мне не в чем раскаиваться. Я ушла от мужа к вам и горжусь этим. Да, горжусь, клянусь вам моей честью!

ОРЛОВ: Ну, и прекрасно.

ЗИНА: Если вы честный, порядочный человек, то вы тоже должны гордиться моим поступком. Он возвышает меня и вас над тысячами людей, которые хотели бы поступить так же, как я, но не решаются из малодушия и мелких расчетов. Но вы не порядочны. Вы боитесь свободы и насмехаетесь над честным порывом из страха, чтобы какой-нибудь невежда не заподозрил, что вы честный человек. Вы боитесь показывать меня своим знакомым, для вас нет выше наказания, чем ехать вместе со мной по улице…Что вы смотрите?! Разве это не правда?! Почему вы до сих пор не представили меня вашему отцу и вашей кузине? Почему, сейчас вы не берете меня с собой? Нет, мне это надоело, наконец! Извольте немедленно представить меня вашему отцу!

ОРЛОВ: Если он вам нужен, то представьтесь ему сами. Он принимает ежедневно по утрам с десяти до половины одиннадцатого.

ЗИНА: Как вы низки!! За одну эту жестокость можно возненавидеть вас!

ОРЛОВ: Мы все ходим вокруг да около и никак не договоримся до настоящей сути. Вся суть в том, что вы ошиблись и не хотите в этом сознаться вслух. Вы воображаете, что я герой и что у меня какие-то необычайные идеи и идеалы, а на поверку-то вышло, что я самый заурядный чиновник, картежник и не имею пристрастия ни к каким идеям. Я должный отпрыск того самого гнилого света, из которого вы бежали, возмущенная его пошлостью и пустотой.  Сознайтесь же и будьте справедливы: негодуйте не на меня, а на себя, так как ошиблись вы , а не я.

ЗИНА: Да, я сознаюсь: я ошиблась!

ОРЛОВ: Вот и прекрасно. До главного договорились, слава богу. Теперь слушайте дальше, если угодно. Возвыситься до вас я не могу, так как слишком, испорчен. Унизиться до меня вы тоже не можете, так как высоки слишком. Остается, стало быть, одно…

ЗИНА: Что?

ОРЛОВ: Остается призвать на помощь логику…

ЗИНА: Георгий, за что вы меня мучаете? /плачет/ За что? Поймите мои страдания…

//Входит Степан.//

СТЕПАН: Извозчик изволят ждать, Георгий Иванович.
// П А У З А. Орлов идет к двери.//

ЗИНА: Что это значит? Вы уезжаете?! Это… Это… А , вы вот как?! Так знайте же, я ненавижу вас, я вас презираю!! Между нами все кончено! Все!!!

// Орлов и Степан выходят.  ПА У З А. Зина плачущая остается одна. Через некоторое время Степан возвращается.//

СТЕПАН: Сударыня, не прикажете ли сходить за доктором?

ЗИНА: Нет, не нужно… пустяки. У меня немножко голова болит… //Уходит к себе.//
П А У З А

СТЕПАН: Зинаида Федоровна! Простите меня, я может быть не в праве… Но моя душа… Она не может оставаться равнодушной… Вы удивительная женщина!

ЗИНА:/резко/ Степан!! Вам не кажется, что вы выбрали не очень удачное время, для объяснений!?

СТЕПАН: Вероятно! Но я больше не могу видеть, как вы страдаете! Пожалуйста, не перебивайте меня! /кашляет./ Этот мир очень жесток! Я очень давно это понял. А вы – открыты. Вы слишком открыты! И этот мир – беспощаден по отношению к вам! Я вам хочу сказать, что если у Вас еще есть силы все это выносить, то у меня их уже нет! Внутри я уже готов совершить что-то, что разорвет этот Ад.

ЗИНА: Вы? /Начинает хохотать./ Вы готовы совершить безрассудный поступок? Не смешите меня, лакей! Идите в свою лакейскую и хозяйничайте на ее территории, и не пытайтесь лезть туда, где правят другие законы!

СТЕПАН: Я сейчас уйду! Но поймите, что вы не все знаете. А когда узнаете, поймете, что я был абсолютно искренен!

ЗИНА: Знаете что!? Идите в самом деле пригласите ко мне доктора! А то у меня что-то совсем поплыло перед глазами.

СТЕПАН: Да, да… Конечно! /От дверей./ Зинаида Федоровна, будьте готовы ко всему! /Уходит/

з а т е м н е н и е

КАРТИНА   ДЕВЯТАЯ

// Квартира Пекарского. Орлов, Пекарский, Грузин и Кукушкин играют в карты. Поздний вечер. Сильно накурено. П А У З А.//

ПЕКАРСКИЙ: Да… Две червы.

ГРУЗИН : Пас.

КУКУШКИН : Три червы.

ОРЛОВ: Пас.

// П А У З А. Идет игра.//

Это не жизнь, а инквизиция. Слезы, вопли, умные разговоры, просьба о прощении, опять слезы и вопли, а в итоге – у меня нет теперь собственной квартиры, я замучился и ее замучил. Неужели придется так жить еще месяц или два? Неужели? А ведь это возможно!

ПЕКАРСКИЙ: А ты с ней поговори.

ОРЛОВ: Пробовал. Можно смело говорить какую угодно правду человеку самостоятельному, рассуждающему, а ведь тут имеешь дело с существом, у которого ни воли, ни характера, ни логики. Я не выношу слез, они меня обескураживают. Когда она плачет, то я готов клясться в вечной любви и сам плакать.
ПЕКАРСКИЙ: /потирая лоб./ Право, нанял бы ты ей отдельную квартиру.

КУКУШКИН: Шла бы она в монастырь.

ОРЛОВ: Ей нужен не монастырь, и не квартира, ей нужен я! Да что говорить? Груздем не назывался, а в кузов полезай! Всю свою жизнь открещивался от роли героя, всегда терпеть не мог тургеневские романы и вдруг, словно на смех, попал в самые настоящие герои. Уверяю всех, что я не герой, привожу неопровержимые доказательства, но мне не верят! Должно быть, в самом деле у меня в физиономии есть что-то геройское.

КУКУШКИН: /смеясь/ А вы поезжайте, в самом деле, ревизовать губернии.

ОРЛОВ: Да только это и остается.

//Звонок в дверь. П А У З А.//

Кто это?

//Пекарский выходит. П А У З А. Возвращается с письмом. //

ПЕКАРСКИЙ: Это твоя Поля. Вот, это тебе. /Протягивает письмо./

// Орлов смотрит на конверт, открывает и читает.//