Две сестры
Л ю д м и л а (взволнованно). Что ты меня пугаешь? Я ничего не понимаю!..
А н а т о л и й (мычит). Какой кошмар! Это надо же так попасть!.. У-у-у… м-м-м…
Л ю д м и л а (встревоженно). Толя! Что произошло? У тебя болят зубы?
А н а т о л и й (кричит). Дура ты! Как была дурой всегда, так ей и осталась!.. Рядом стояла, сообразить не могла?!
Л ю д м и л а (чуть не плача). Я не понимаю, о чем ты?
А н а т о л и й (кричит). О чем, о чем?!.. О картошке!!
Л ю д м и л а (растерянно). Мы, что, на рынке купили плохую картошку? Тебе, что, за ужином попалась плохая картошина?
А н а т о л и й (пылит). Попалась! Попалась! Ты мне попалась! Такая д… А-а!… В Африку ты больше не поедешь, понятно?! И никто больше не поедет… Всё! Наездились!..
Людмила моргает сквозь слезы, не в состоянии ничего понять.
На кой ляд нам нужна была эта картошка?! (Цедит через пальцы, раскачиваясь всем телом вперед-назад.) Чего ты хотела этим добиться?! А теперь - всё!.. Каюк!..
Людмила сидит неподвижно, уставившись на мужа мокрыми от слез глазами.
Меня сегодня вызывали в отдел кадров и показали мне запрос из ступинской милиции, которая затребовала мою характеристику с места работы в рамках уголовного дела «по факту уничтожения чужого имущества, то есть, шести мешков картошки путем выставления их на мороз и естественного замораживания…» Мне тут же предложили написать заявление об уходе… Виктор Александрович сказал, что ничем не может помочь, что надо уйти, чтобы не портить статистику министерства… что ни о каком назначении, естественно, теперь речи быть не может… следовательно, и все южные командировки от-ме-ня-ют-ся… Это - конец!.. Крах!..
Людмила начинает моргать намокшими ресницами все чаще и чаще и вдруг, как бы в полной мере осознав услышанное, разражается безудержным рыданьем.
КАРТИНА ОДИННАДЦАТАЯ
Максим и Ирина пьют чай на кухне. На окне стоит маленькая, украшенная маленькими игрушками, елочка. Она опутана моргающей маленькими лампочками миниатюрной электрической гирляндой.
И р и н а. Перед Новым годом обещают двойную материалку дать… Хочется верить, что не обманут…
М а к с и м (хмыкает). А что нам остается делать, кроме, как верить? Мы, вот, верим, что судебное заседание по расторжению договора состоится… Я уже устал ездить… Кажется, этому не будет конца… Кстати, когда едем? А то с машиной не все в порядке, - кое-что надо подремонтировать… Не очень приятно, конечно, на холоде с машиной ковыряться, но это лучше, чем стоять на дороге с протянутой рукой…
И р и н а. В четверг и поедем… Пораньше… Чтобы не спешить… Дорога, наверное, опасная?.. У нас шины все еще летние?
М а к с и м (укоризненно). Ты спрашиваешь меня, как соседка, как посторонний человек… Будто ты не знаешь, на чем мы ездим уже пять лет… И, потом, не шины, а резина, уж если на то пошло…
И р и н а (смеется). И пошло, и поехало… Хвать придираться-то… Мы, может, там где, по дороге, елочку в лесу надыбаем? Небольшую такую, аккуратненькую… Только не надо мне читать мораль, - мы же не варвары… В прошлый раз мы очень гуманно поступили: тем двум елочкам было бы очень трудно расти вплотную друг к дружке, они бы друг дружку подавляли… И мы правильно сделали, что одну из них забрали с собой… Лес надо прореживать, тогда он будет хороший…
М а к с и м (кивает). С вами всё ясно…
И р и н а (улыбается). Ну, а что, разве я не права? Поди, на нашем елочном базаре, купи хорошую елку, - не купишь… Потому что они все кривые и однобокие, а брать красивую елку по цене автомобиля я не собираюсь…
М а к с и м. Уговорила, - беру с собой пилу…
КАРТИНА ДВЕНАДЦАТАЯ
День. Зал суда.
За кафедрой стоит толстощекий, чернявый мужчина в костюме с листом бумаги в руке. Он скороговоркой и тихо бубнит себе под нос текст с листа.
Перед кафедрой, в одной половине зала, стоят Людмила, Анатолий, Татьяна, и еще одна женщина, короткой стрижкой и мощной фигурой напоминающая спецназовца,
с другой - Ирина, Максим, пожилая пара дачников и женщина средних лет со старушкой-матерью.
Перед Анатолием, на столе, большая пачка книг, которые он придерживает, положив на стопку сверху руку, как губернатор, принимающий присягу.
Все вслушиваются в слабые, нечленораздельные звуки, долетающие от возвышающегося на фоне бело-сине-красного полотнища дородного служителя Фемиды.
С у д ь я. … На основании изложенного и руководствуясь статьями 192-й и 197-й Гражданско-процессуального кодекса Российской Федерации суд решил: расторгнуть договор куупли-продажи жилого дома № 80 в деревне Сидорово Ступинского района Московской области с условием пожизненого содержания, удостоверенный 19.05.1991 года Новоселковским сельсоветом Ступинского района Московской области, между …
Л ю д м и л а (вскрикивает). Ох-х!.. (В тот же миг, с резким воплем, падает прямо на пол в своей шикарной, наполовину расстегнутой, шубе.)
Анатолий, не сообразив поймать падающее тело супруги, нагибается и пытается приподнять Людмилу с пола.
С другой стороны забегает Татьяна и, путаясь в собственной, также полу- расстегнутой шубе, изо всех сил тянет Людмилу за руку, пытаясь ее приподнять.
Тут же ее отодвигает «спецназовец» и, загребая снизу своими огромными ручищами, приподнимает Людмилу на пол метра от пола и с грохотом заваливается, подмяв Людмилу под себя.
«С п е ц н а з о в е ц» (громко выругивается). Прости, соседка! (Сползает с Людмилы на пол.) Я не знала, что ты такая тяжелая, черт возьми!..
Ирина склоняется над Людмилой, потом достает из сумочки двухсот пятидесяти граммовую бутылочку воды и прыскает с нее на лицо сестры.
Судья, умолкнув, наклоняется к секретарю и что-то ей говорит. Та кивает, встает и быстро уходит. Судья озадаченно смотрит сверху вниз с высоты своего положения на копошащихся внизу и не обращающих на него никакого внимания людишек и, громко высморкавшись в платок, демонстративно покидает зал.
Анатолий вновь подхватывает Людмилу и чуть ли не сталкивается головами с Ириной.
А н а т о л и й Сгинь! Убью! (Раскрасневшись, цедит сквозь зубы, но так, чтобы его больше никто не услышал.) Ты нам всю жизнь исковеркала!… Сволочь!…
Ирина резко выпрямляется во весь рост, закрыв лицо руками, и, в ту же секунду, зал судебных заседаний оглашается звонким шлепком пощечины.
Анатолий вскакивает, но тут же опять склоняется над своей женой, столкнувшись с мрачным и суровым взглядом шагнувшего ему навстречу Максима.
«Спецназовец», Татьяна и Анатолий поднимают-таки Людмилу и тянутся к выходу.
За ними пробегает секретарь суда.
И р и н а (окликает). Девушка! А как же?..
С е к р е т а р ь. Дня через три приезжайте за решением или позвоните… (Бросает на ходу и скрывается за дверью.)
Ирина оборачивается к своим, ошарашенным неожиданным финалом, свидетелям.
И р и н а. Ну, всё. Спасибо Вам большое, теть Насть, Тамара. Спасибо Вам, Николай Иваныч, Нин Ванна… Поедемте с нами, что вы будете автобус ждать?
Н и н а И в а н о в н а. Ничего, ничего, Ирочка… Мы еще хотим по магазинам пройти, раз уж здесь оказались, а вы поезжайте, - вам, ого-го, еще сколько ехать!
И р и н а (весело, вдогонку). До свидания! На Первое мая приедем! На шашлыки! Ждите!
Н и к о л а й И в а н о в и ч. Ждем! (Машет рукой.)
И р и н а (улыбается) Ну, что, теть Насть, поехали? Пошли, Тамар.
Все выходят из зала.
В дверях появляется Татьяна. Она быстро подходит к столу, складывает в пакет книги, забытые Анатолием, и уходит.
В зал входит секретарь суда. Она открывает форточки и исчезает за дверью у кафедры.
КАРТИНА ТРИНАДЦАТАЯ
Вечер. Салон автомобиля.
М а к с и м. Смотри, только что светло было… И-и - рраз! И уже не светло… А через пять минут станет совсем темно…
Ирина молчит, будто не слышит мужа.
Стоп! (Тихонько толкает жену.) За елкой-то забыли заехать!
И р и н а (оживляется). Точно! И как же теперь?
М а к с и м (пожимает плечами). А, что, теперь? Теперь без елки, - разворот километров через пятнадцать, не раньше… Неужели такого крюка будем давать из-за маленькой елочки?
И р и н а (поет). Маленькой елочке холодно зимой… Из лесу елочку не взяли мы домой…
М а к с и м. М-да… Лес проредить не удалось…
И р и н а. Давай остановимся… Что-то я не могу ехать совсем… Первый раз мы едем отсюда с положительными эмоциями… Не могу…