Две сестры

И р и н а.    Ничего…   (Неуверенно  пожимает  плечами.)  Неужели  ты  думаешь,  они  такие  артисты,  чтобы  так  изображать  радушие  и  гостеприимство?..  Ну,  Люся  еще  как-то  могла  бы…  А  Толя…  из  него  вообще  никакой  актер…  Тем  более,  в  свой  день  рождения…
М а к с и м  (усмехается).  Значит,  твоя  тетушка  готовит  им  сюрприз? Смотри-ка!  Одной  ногой  уже  порог  небесной  канцелярии  переступила,  а  что  творит!..
И р и н а.  Она  пишет,  что  с  тех  пор,  когда  мы  там  были,  Люся  с  Толей  к  ней  больше  не  приезжали  и  продуктов  ей  не  привозили,  что  дров  все  еще  нет,  как  будет  зиму  жить,  не  знает,  что  рука  у  нее  отнимается  и  что  она  почти  ничего  не  видит,  что  некому  ее  отвезти  в  больницу…
М а к с и м  (удивленно).  Стоп!  А  ты-то  здесь  при  чем?  Позвони  сестре,  спроси,  в  чем  дело?..

Ирина  молчит.

Не  хочешь  звонить?  Почему?

Ирина  молчит.

Ты  считаешь,  что  Люся  совершила  святотатство?  И  после  этого  она  тебе  не  сестра?

Ирина  молчит.

Ты,  что,  хочешь  сказать,  что  я?..   Что  я  тебя  повезу  и  что  мы  будем  всем  этим  заниматься?..  Я  тебя  умоляю…  Давай  что-нибудь  другое,  другое  что-нибудь…  Только  не  это…

Ирина  молчит  и  напряженно  соображает.

Слушай,  у  меня  нет  бензопилы,  я  никогда  не  держал  ее  в  руках,  я  могу  отпилить  себе  чего-нибудь…  (Пытается  защищаться.)  Кроме  всего,  у  меня  нет  времени…  Сама  поезжай,  на  электричке,  или  как  хочешь…  а  меня  трогать  не  надо…  Пусть,  в  конце  концов,  о  ней  заботятся  те,  кому  отойдет  дом…    а  то,  что  же  это  получается?  Я  в  идиотах  ходить  не  хочу…
И р и н а.  Я  думаю,  как  быть?  Они  поссорились…  Тетушка  прочла  Люсе  договор  и  спросила,  где  деньги…  Люсе ответить  было  нечего,  и  они  поругались…  Ты  же  видел,  как  они  любят  друг  друга…  Много  ли  им  надо,  чтобы  разругаться  в  пух  и  прах?..  Люся  сразу  догадалась,  кто  просветил  тетушку  насчет  денег…  Она  мне  этого  не  простит…  А  когда  тетушка  поняла,  что  ее  бросили  и  что  к  ней  никто  ездить  не  собирается,  забила  тревогу…  Откуда  только  адрес  наш  взяла,  не  понимаю?  Я  же  ей  не  давала…  Вот,  что  называется,  не  было  печали…
М а к с и м.  Извини,  конечно,  но  сестрица  твоя  должна  соображать,  что  старуха  без  ее  помощи  может  запросто  загнуться?   (Бросает  сигарету  в  жестяную  консервную  банку.)   Не  понимаю…  Вот,  задача!  Я  удивляюсь,  как  люди  умудряются  дожить  до  такого  состояния,  чтобы  вот  такие  задачи  перед  людьми  ставить?  Ответа-то  в  этой  задачке  нет!
И р и н а  (прикладывает  палец  к  губам).  Тсс!  Ты  хочешь,  чтобы  об  этом  назавтра  знала  вся  Москва?…  (Показывает   наверх.)   Я  сама  не  понимаю…  Неужели  у  Люськи  такое  жестокое  сердце?  Какая  бы  ни  была  тетя  Поля  нехорошая,  но  ведь  она  же  тебе  оставляет  дом.  Скрепи  свои  чувства,  отбрось  обиды,  соблюди  правила  игры,  раз  такой  договор  заключила…  А  то  получается  как-то  некрасиво…  Не  можешь  помогать,  -  освободи  человека  от  договора,  на  твое  место  найдутся  другие  люди… Там  же,  в  округе,  еще  трое  братьев  наших  двоюродных  живет…
М а к с и м.  Ну,  и…
И р и н а.   Я  не  хочу  заниматься  судебными  тяжбами…  Мне  и  на  работе  хватает  этого  всего…  Надо  же  так…  Встретились,  называется,  две  сестры…  И  разошлись,  как  в  море  корабли…  Море?  Точно!    Мы  же  на  море  едем!..  Пусть  они  все  сами  между  собой  разбираются:  ведь  как-то  они  жили  до  того  момента,  как  мы  среди  них  появились…
М а к с и м  (улыбается).  И  то  верно…  Я,  как  подумаю  о  том,  что  ты  впряжешься  в  это  дело,  мне  сразу  становится  неприятно…
И р и н а  (вздыхает)  С  другой  стороны,  человек  гибнет…  Налицо,  статья  сто  двадцать  пять  Уголовного кодекса Российской  Федерации…  «Оставление  в  опасности»…
М а к с и м.  Ладно,  юрист  ты  мой  сентиментальный…   (Кладет  руку  жене  на  плечо.)  Не  ты  же  «оставляешь»,  а  твоя  сестра…  Да  подкинем  мы  тетушке  продуктов,  как  к  себе  поедем…   Давай,  лучше,  на  море  съездим…
И р и н а  (улыбается).   Это  предложение?
М а к с и м (смешливо пожимает  плечами). Там  разберемся…

Уходят  с  балкона  и  зашторивают  окно.

КАРТИНА   ТРЕТЬЯ

Я в л е н и е   первое.

У  ракушки  стоит  баклажановая  «четверка»,  навьюченная  всевозможной  походной  поклажей.  Вокруг  машины  беспрерывно  ходит  Максим,  -  в  шортах,  панаме  и  черных  очках,  -  и  прощупывает  каждый  сантиметр  бечевки,  которой  обвязан  груз  на  багажнике.  Радостные  дети,  -  мальчик  постарше  и  девочка  помладше,  -  усаживаются  на  устроенную  для  них  площадку  вместо  задних  сидений  и  осматривают  салон  машины.
Максим  смотрит  на  часы,  потом  вверх,  на  окно.
Из-за  угла  дома  появляется  Ирина,  одетая  по-южному.

М а к с и м.  Невероятно!    (Всплескивает  руками.)  Сейчас  дождь  пойдет:  всего-то,  ждать  было  семь  минут!..
И р и н а  (небрежно).  Я  давно  тебе  говорила,  что  ты  не  разбираешься  в  женщинах…  (Располагается  на  переднем  сиденье  и  передает,  назад,  детям  по  пачке  сока  с  трубочками.)    Мы  уже  все  в  машине,  а  ты  еще  гараж  не  закрыл…

Максим  оборачивается,  -  действительно,  замки  лежат  на  крыше  «пенала».  Чертыхаясь,  он  навешивает  замки  на  ушки,  садится  в  машину  и  трогает  в  путь.

Я в л е н и е   второе.

Картины  отдыха  счастливого  семейства  на  Черном  море,  будто  отснятые  любительской  видеокамерой,  проплывают  на  горизонте.

Я в л е н и е   третье.

Салон  автомобиля.  Летний  день.  Ирина  напряженно  смотрит  перед  собой.

И р и н а.   Ну,  что,  остановимся?
М а к с и м.    Зачем?  Мы  же  решили  не  вмешиваться…
И р и н а.  Я  не  хотела…  перед  отдыхом…  Берегла  общее  настроение…  А  сейчас,  что  беречь?..  И,  вообще,  когда  мы  после  Богучара  остались  без  «запаски»,  я  загадала,  что  если  мы  нигде  не  «встанем»,  я  зайду  к  тетушке…
М а к с и м.    Ну,  пошли,  пошли…  (Отдает  детям  распоряжение.)  Двери  не  открывать,  из  машины  не  выходить!  Мы  -  быстро…

Я в л е н и е   четвертое.

Дом  тетушки.  По  палисаднику  идут  загорелые  и  одетые  по-пляжному  Ирина  и  Максим.

И р и н а.  Гляди-ка! (Указывает  рукой.)  Яблок-то  сколько!  Обсыпные!..  А,  раньше,  их  было  еще  больше,  даже  листьев  было  не  видно!  Или  мне  так  казалось,  потому  что  я  тогда  маленькая  была?…
М а к с и м  (иронично).  Да  ты  и  сейчас-то  не  очень  большая,  если  честно  сказать…
И р и н а.  Как  тебе  не  стыдно?  Ты  душишь  мои  порывы…  искренности…  (Останавливается  перед  крыльцом.)   А  смородину  уже  всю  сняли…  Помню,  я  забиралась  в  куст,  чтобы  меня  не  было  видно  и  наедалась  черной  смородины  до  отупения… Тетушка,  прежде  чем    меня  наказать,  спрашивала:  «Ты  в  смородинке  был?»   Я  отвечала:  «Нет,  не  бил!…»,  а  сама  руки  за  спину  прячу,  потому  что  они  после  смородины  были  все  черные.  Тетушка  меня  тогда  к  зеркалу,  -  смотри!  Я,  к  ужасу  своему,  видела  в  зеркале  несчастную  девочку  с  черными  испуганными  глазами,  черными  щеками  и  с  черными-пречерными  зубами  и  начинала  плакать…

Они  заходят  в  дом.

Я в л е н и е   пятое.

В  полумраке  белеет  облупленная  и  потрескавшаяся  русская  печь.  На  столе  брошены  грязные  тарелки,  очистки  картофеля,  пустые  бутылки  из-под  подсолнечного  масла,  куски  засохшего  хлеба,  закопченный  чайник,  закопченная  жестяная  кастрюля,  грязные  вилки  ложки,  стаканы  и  пр.  Возле  стола  -  ободранный  и  замусоленный  диван,  на  котором  лежит,  прикрытая  обветшавшим  байковым  одеялом,  Полина  Александровна.

И р и н а.  Ау!  Люди!  Есть,  кто  живой?! Теть  Поля,  ты  где? (Пытается  рассмотреть  лежащего  на  диване  человека.)  Теть  Поль,  это  ты?

Максим  щелкает  выключателем,  но  свет  не  загорается.

П о л и н а  (из-под  одеяла).  А  кому  ж  тут  быть?
И р и н а.    А  почему  света  нет?  (Подходит  ближе  к  дивану.)
П о л и н а  (из-под  одеяла).  А,  был  -  весь  вышел…  Лампочка  угорела  аль  пробки…  Мне,  все  одно,  не  достать…
И р и н а.  Максим,  посмотри!  (Склоняется  над  диваном.)    Теть  Поль,  ну,  ты  что  под одеялом?  На  улице  такая  теплынь,  жара,  можно  сказать…
П о л и н а  (из-под  одеяла).   Вам  -  жара,  а  мне  -  мёрзко…  Как  в  Антартиде…  Ток  белых  медведей  не  хватает…  Сдохну  я  скоро,  -  вот,  кровь  и  холодеет…
И р и н а  (морщится).  Ну,  что  ты  такое  говоришь,  теть  Поль?  Ты  мне  лучше  скажи,  что  здесь  творится?  Почему  такой  бардак?
П о л и н а  (в  сердцах).  А,  бросили  меня,  безногую  дуру!  Так  мне  и  надо…  Приезжала  эта  стерва…  Привезла  мне  кусок  протухшего  сыра…  Зеленый  весь  уже…  Цветет  вовсю…  Небось,  лежал-лежал,  а  выбросить  было  жалко…  Вот,  она  его  мне  и  подарила…  Мол,  кака  тебе  разница,  -  на  том  свете  в  желудок  заглядывать  не  будуть…  там,  мол,  все  больше  в  душе  ковыряют…  Ну,  и  сказала  мне,  что  она  меня  ненавидит,  что  я  ей  всю  кровь  выпила  и  что  лучше  будет,  если  я  побыстрей  закочюрюсь…
И р и н а  (хмуро).  Неужели,  так  и  сказала?
П о л и н а.  Так,  не  так…  я  что,  за  ней,  записывала?  Ясно  было  сказан,  шоб  закочюрилась…  да,  шоб  побыстрей… Вон,  глянь,  ведра  сухи  стоят  который  день,  фляга  пустая… Холодильник…  Открой,  открой…  Там,  как  в  одном  кине  говорили,  мышь  повесилась…  А  у  меня  скоро  крысы  вешатся  станут… В  больницу  надо-ть,  -  никто  не  повез…  Кому  я  нужна,  диабетчица   развалюшная?..

Вспыхивает  лампочка

И р и н а  (весело).  Да,  будет  свет!  Вот,  видишь,  теть  Поль,  жизнь  начинает  налаживаться…