Кларины связи

Клара, глупышка,
ты же испытаешь нечто.
Такая возможность, может, не повториться
никогда.

КЛАРА:
Почему бы тебе не найти кого-нибудь из посторонних.

ГЕОРГ:
Потому что я ищу близость
и неизвестное в ней.
Это как в экспедицию отправиться,
с картой, которую другие некогда начертили.
Путь нанесён,
но никогда не знаешь точно,
существует ли он ещё, и что тебя там ждёт,
и каким ты вернёшься назад.
(Пауза.)

КЛАРА:
Но Томас не согласится.
ГЕОРГ:
Напротив.

КЛАРА:
Откуда ты знаешь.

ГЕОРГ:
Я наблюдал за ним.
Поверь мне.
Согласится.
(Молчание.)

КЛАРА:
Я думаю,  всё из-за этой Элизабет.
С которой он меня обманывает.

ГЕОРГ:
Обманывал.

КЛАРА:
Да.

ГЕОРГ:
Она что, хороша.

КЛАРА:
Она уже…в возрасте.
(Пауза.)

ГЕОРГ:
Он всё ещё так влюблён в тебя.
(Пуза.)

КЛАРА:
С женой ты тоже это проделывал.

ГЕОРГ:
Никогда.

КЛАРА:
А почему.

ГЕОРГ:
У неё нет знакомых мужчин.
(Молчание.)

ГЕОРГ:
Кстати, у тебя уже есть какие-нибудь результаты.

КЛАРА:
Только отказы.

ГЕОРГ:
А что бюро по трудоустройству.

КЛАРА:
Туда я больше не хожу.

ГЕОРГ:
Почему.

КЛАРА:
Служащий неприятный.

ГЕОРГ:
И переподготовка.
Клара, я оставлю тебе в ящике деньги,
этого должно хватить на следующую неделю.
(Молчание.)
Кстати, я думаю,
моя жена что-то подозревает.

КЛАРА:
Ну, и…

ГЕОРГ:
Я её разубедил. (Пауза.)
Пресвятая Дева Мария,
она-то уж, наверняка, умеет сцены закатывать.
И мой тесть радом в гостинной.
Сверхнеприятно. (Пауза.)

КЛАРА:
Георг…

ГЕОРГ:
А?

КЛАРА:
Ты ведь не захочешь разводиться, да?

ГЕОРГ: (смеётся, качая головой).

КЛАРА:
А почему, собственно.

ГЕОРГ:
Но, Клара, потому что я люблю её.
10

(В номере Клары. Томас в ожидании неё.)

ТОМАС:
Сюрприз.
(Пауза.)
Что за сюрприз такой.
(Пауза.)
Я не заслуживаю никакого сюрприза.
Ты всё ещё хорошо относишьсяко мне.
В то время как Элизабет, ну, та женщина, с которой я…
знаешь, она, она, она -
стареющая экс-биологичка
на пенсии,
этим сказано всё,
никогда не бывшая за мужем
ко всему прочему…
Нет, я не собираюсь говорить о ней дурно,
но она во всяком случае режет по живому.
Она больше не знает меня.
А ты всё ещё хорошо ко мне относишься.
И в этом разница.
(Пауза.)
Но бросили меня всё-таки вы обе.
(Пауза.)
Может, если бы вы познакомились,
то поняли бы друг друга.
(Пауза.)
Комната эта – уже сама по себе сюрприз.
Помещение, жилое,
должно быть так устроено,
чтоб глаз мог бы отдохнуть,
чтоб можно было скользить взглядом
с неким чувством удовлетворения и отдыхать,
некий оптический эффект жилищного удовлетворения, так сказать.
В таком помещении, следовательно, должны
прежде всего находиться такие вещи,
на которых глаз, осматриваясь,  мог бы задержаться
с чувством удовлетворённости.
А в этом помещении
прежде всего хочется
закрыть оба глаза.
Даже старьёвщику
не сделать прибыли
на этих предметах,
ни с практической точки зрения,
не говоря уж об эстетической.
(Молчание.)

Клара.
(Пауза.)
Вообще-то я – ничто.
Даже как старьёвщик я ничего не стою.
Я – никто. Ничто. Никто.
С маленькой буквы,
никто с маленькой буквы.
И предки мои происходят из Венгрии.
Дед с бабкой выехали из Венгрии,
а мой отец, сам австрийско-подданный венгр,
даже ездил в  Хоодмезёваашаархей,
специально.
чтобы привезти себе венгерско-подданную венгерку.
потому что оттуда происходят гуси,
знаменитые гуси для знаменитого паштета из гусиной печёнки,
и девушки тамошние должны быть очень сильными,
чтобы набивать упрямых удушаемых гусей.
Отец мой полагал,
девушка с бицепсами,
как у штангиста, и сильными пальцами,
которые могут управиться с упрямыми гусиными шеями,
сможет и против него устоять.
Поскольку отец мой считал себя самого
твердолобым и упрямцем.
Я скроен не по его мерке.
Набивка гусей не принесла
моему характеру ничего.
(Пауза.)
И действительно,
мой отец познакомился с матерью
в церкви.
То есть в капелле.
Она пасла гусей
в одной заброшенной капелле
в районе Беекеещаба.
А если ещё точнее,
это были просто руины
недалеко от Прешибильшксегеда,
небо было крышей,
красные маки служили ложем.
Очень романтично.
Они знакомились
в руинах
всё ближе и ближе,
а гуси охраняли их.
Я был зачат в руинах.
Отсюда моя склонность к старью
и мои плохие зубы.
(Молчание.)
Я – один.
(Пауза.)
Клара.
Я хочу, чтобы ты простила меня.
Это правда,
ты мне, как сестра,
Это не плохо.
К сестре тоже
испытываешь нежные чувства.
Не хочется делать ей больно.
хочется защищать её. (Пауза.)
Иногда  мне кажется,
многое я делаю для того,
чтобы мне потом простили. (Пауза.)
Но чаще  в жизни происходит  по-другому.

(Входят Клара и Георг.)

11

(В номере Клары: Клара, Георг, Томас.)

КЛАРА:
Какое-то время – тихо. Мы просто сидим, я – в середине, и руки наши лежат друг на дружке, словно мы – дети, очарованные морем и теперь беспомощьно взирающие на бесконечную гладь волн. Тишина. Ну, ладно, думаю, тогда я сделаю это сейчас. Нечто, чего ещё никогда не делала. И это – как случайное стечение обстоятельств. Это значит, так оно сложилось, а могло быть и задумано. Это значит, я могла бы и не делать этого, могла бы избежать. Всё от меня сейчас зависит. От меня ли?
Я смотрю на Томаса , который со своими отросшими волосами слегка похож на девушку. Это не облегчает моей задачи. Я наклоняюсь и целую его. Горячо. Это моё прощание, Томас. Это мой последний раз, и я обманываю тебя, так же как прежде обманывал ты. Но тебе придётся смотреть на меня, и, надеюсь, тебе станет жарко. Я смеюсь, но в этот раз они не могут видеть этого, настолько хорошо скрыт смех на моих губах, что он не срывается с них, он принадлежит только мне, я глотаю его, и там, в моей груди, скачет он по диафрагме, как по трамплину. Это не имеет ничего общего с чувствами, я так  долго думала, что это оно, моё чувство, есть то, что делает всё возможным, какое заблуждение, гораздо легче жить решениями. И чувство подчиниться. Чуй-ство – как ненавистно мне это слово. Я смеюсь, На этот раз в голос. Это пугает их. Глаза Георга становятся маленькими и жёсткими, он ждёт моего решения, он всё ещё не уверен, что я стану делать, он с удовольствием заставил бы меня,. с удовольствием сделал бы податливой, я вижу это по тому, как он напрягся, чтобы дать почувствовать мне свою волю. Он – глуп, у меня больше ничего нет к нему, кроме глухоты, смех в моей груди наполняет меня глухотой, он не знает, что только я одна держу всё в руках, что ничего не сделаю в угоду ему, что я использую его.  Закрою глаза и выманю из него его вожделение, а когда открою, то увижу перед собой черты его лица в самозабвении, взирающего на меня мягко, просяще, и зависящие от моих движений,  моих звуков. Я узнаю, как далеко смогу зайти,  на что способна с холодным сердцем, которым обязана тебе. Чуй-ство, я дам ему постепенно умереть с вашей помощью, не пугаясь того, как это вовсе не больно.
А вся моя нежность, вся моя кротость, на какую я только способна, будет принадлежать Томасу. И поскольку я не люблю его больше, то в последний раз дам ему то, что он потеряет. Ему, самому молодому, самому податливому, самому трусливому и неискреннему из нас троих, ему, который Георга презирает и завидует сомнений ради, которых у него, Георга, нет и которые он своим бешеным темпераментом может утверждать, обращая себе на пользу. Томас будет любить и боготворить Георга за то, что так сближает их: за их приятно-деланую внешность, за тщеславие, с которым они разговаривают, за тягу к тому, чтобы  дни, полные движения, красоты, неожиданного, никогда бы не прекратились и им никогда не пришлось бы спать. После этой ночи Георг тоже перестанет меня любить, а для Томаса я окончательно рухну в пропасть прошлого…

12

(Ирена и Клара в больничном парке.)

КЛАРА:
Ну, давай говори,
ты вызвала меня сюда
Зачем.
Ты больна.

ИРЕНА:
Я должна тебе кое-кого представить.

КЛАРА:
Ты – мне.

ИРЕНА:
Пожалуйста…
Ты уже знаешь этого человека,
но ты не знаешь всего.
Пожалуйста…
Давай подождём её.
(Пауза.)

КЛАРА:
Кто-нибудь из сотрудников.

ИРЕНА:
Пациентка.
Пожалуйста…
не волнуйся.
У неё недавно была
сложная операция на  желчном пузыре.

КЛАРА:
У неё.

ИРЕНА:
Да.
Ты…
бросила этот зароботок – сидеть с детьми.
Почему.

КЛАРА:
Не хочу сейчас говорить об этом.

ИРЕНА:
Почему.

КЛАРА:
Я говорила тебе,
что не смогу.
Не говоря о том,
что этого на жизнь не хватит.

ИРЕНА:
И всё же тоже пара монет.
(Молчание.)

КЛАРА:
Кажется, я причинила ребёнку боль.
Кажется, я ранила его.
Нечаянно, ничего страшного. И всё же.
Он плакал, я подогрела молоко,
потом налила ему в бутылочку,
вдруг он вздрогнул и закричал,
а я, я ничего не заметила…
Наверное,
молоко было слишком горячее,
скорее всего  так и было,
я обожгла ребёнку горло,
не подумав,
просто не подумав,
и тогда мне стало ясно:
я ни в коем случае не должна дальше…
У тебя тоже такое было?..

(Появляется Элизабет. Она в халатике.)

ИРЕНА:
А руки для чего. Нет, Клара,
у тебя никакого чувства ответственности.
И никогда не было. Когда-нибудь это плохо кончится.
А вот и она, бедный  «пузырь».

ЭЛИЗАБЕТ:
Вернее сказать, женщина без пузыря,
без желчного, безо всякого, к сожаленению.
Могу понять Вас.
Дети – это кошмар.

КЛАРА:
В вашем возрасте,
к счастью, уже не грозит,
испортить детьми
окружающую среду.
ЭЛИЗАБЕТ:
У меня было достаточно возможностей
исправлять детей других родителей.

КЛАРА:
Исправлять.
Поистине стальной дланью учительских мускулов, да?
Мне казалось, такие, как Вы,
в стадии вымирания,
может, стоить объявить акцию в защиту вида
или пусть лучше природа развивается своим чередом.
(Ирене.)
Чего тебе надо от меня.

ИРЕНА:
Я ухожу то Готтфрида.
В конце месяца съезжаю.
И я … я… я…
да
я буду жить с Элизабет.

КЛАРА:
Ты…
(Пауза.)
У вас, однако, гибкий вкус.
Живём, как приходится.
(Ирене.) Хоть твоё