Замок

Алеш (Йозефу). Ты расстроен, Йозеф? Успокойся. Подобные штучки мы уже видели! Еще когда я был депутатом, нам случалось слышать такие обвинения, что в жизни не поверишь. А что мы сделали? Поверили. И чем это кончилось? Мы здесь! Живем и даже обрели немалое значе­ние. А потом, когда все эти обвинения рухнули, и пришлось верить тому, чему прежде не верили? Казалось, как можно абсолютно не верить тому, во что мы теперь абсолютно поверили? А что сделали мы? Абсолютно не поверили, сказали себе, победит здравый смысл — и вот мы здесь, живем и творим. А это главное.
Входит Филиппа.
Филиппа. Почему так темно? Почему никто не под­нимет шторы?
Никто на нее не обращает внимания, хотя шторы, в общем-то, подняты.

И    при    дневном    свете    —    совершеннейшая тьма.
Алеш (Филиппе). Ты чем-то расстроена? Все это лишь неудачное стечение обстоятельств. Если помните, тот день начался с духоты, а на обед ку­ропатки, и ко всему еще дождь… Если бы не дождь, пожалуй, и он (показывает на Йозефа) не взял бы зонтик. Боюсь, этим он возбудил подозрение того типа… Во всяком случае он спрашивал… Я ему говорю: поймите же, моло­дость всегда старается показать себя — правда, в наши времена такого не бывало — не было всех этих зонтиков. Что поделаешь. Золотая мо­лодежь. Но время идет. Однако, если тут и случилось что-то страшное. — а я в это не верю,— то этот (показывает на Йозефа), этот — говорю я ему — невинен как ягненок! И все равно, думаю,— он за тебя возьмется. Лучше всего тебе быстренько сложить манатки и тихонько покинуть Замок… (Отыскивает че­моданчик Йозефа, носит и складывает в него вещи.)
Снаружи слышны голоса. Входят Г аба, Бер­нард, Ц up и л   и  Густав.
Г а б а (Филиппе). Как здоровье вашего супруга? (Замечает Эмиля.} Ах… могу ли я теперь?. Обстоятельства и так уже выяснены.
Эмиль. Я не стану отвечать на ваши вопросы. Какое мне дело до этих людей. До всяких физкультурников, грузчиков, носивших мешки, пастухов, землемерских сыночков, которые сви­стят в мраморных коридорах.,. Хоть всех тут убейте! (Оцепенение.) Мне это безразлично, потому что мою душу вы уже давно… со всем, что во мне было… убили. (Садится.)
Габа. Ладно, как хотите. Надеюсь, то, что мы здесь будем делать, не скажется на вашем здоровье. Обещаю, мы будем кратки. Только проведем небольшую реконструкцию.
Цирил. Реконструкцию? Здесь? Да ведь это… Я про­тестую! Простестую самым решительным обра­зом! В этом Замке никогда еще не проводилось никаких реконструкций. И клянусь: пока я здесь, реконструкции не будет!
Габа. Тогда назовем это иначе.
И о з е ф. Товарищ, я требую: меня до сих пор не вызывали на допрос!
Габа. Ах, молодой человек! И верно — не вызывали. (Достает блокнот, листает.} К сожалению, об­стоятельства, которые мне необходимо было выяснить, уже ясны.
Густав, Протестую. Свидетельства человека, который непосредственно замарал руки в таком позорном деле, не должны приниматься в расчет!
Йозеф. Это я-то?! (Возмущенно.} Я?!
Цирил. Не хотелось бы ссылаться на свою квалифи­кацию. (Показывает на Густава.} Он совершенно прав.
Яозеф. Но я… я настаиваю, чтобы меня допросили.
Габа. Молодой человек, насколько мне известно, в критический момент вас здесь не было. Но если бы вы здесь были, ваше присутствие показалось бы более чем подозрительным.
Йозеф. И все-таки… Именно потому!
Габа. Что ж. Это ваше право.
Эмиль. Невероятно!
Цирил. Я вынужден еще раз выразить протест и напомнить: наше терпение тоже не безгранично.
Габа. Но, дама и граждане, я тоже позволю себе напомнить: времена переменились. (Йозефу.) Прошу вас, молодой человек.
Йозеф (крайне взволнован}. Когда я приехал, не знаю, чем это объяснить, я столько слышал о Замке… и не мог решиться… признаюсь, я с минуту стоял у ворот… и тут… как раз в тот момент, хоть и довольно слабо — но это было ужасно,— услышал крик. В жизни ничего подоб-
НОГО…
Алеш. Невероятно! Как этот негодяй… Пустите меня! (Никто его не держит.) А я еще любил его, как родного! (В ярости.) Пустите меня, слышите?
Йозеф. С минуту я выжидал под лестницей, я был… в шоке. И за все это время по лестнице не про­ходил нн один человек. Ни вверх, ни вниз! А по­том, когда я вошел… (Показывает на всех при­сутствующих. Драматическая пауза.) Все были здесь. Как они сюда попали? Каким путем? Тут только одна… (Показывает.) Дверь!
Густав (захохотав, победоносно). Не говорил я вам?! Это заговор!
Алеш. Да… конечно! Готовая концепция!
Цирил. Я категорически требую, чтобы мне предо­ставили возможность сделать заявление!
Габа. Прошу вас.
Цирил. Со всей ответственностью заявляю, что все мы — свидетели подлого сговора, организован­ного с целью запятнать священные традиции этих мест. Подчеркиваю, не мы выдумали Замок, а по­тому тот, кто целит в нас и тем самым в Замок, таким образом целит прямо…
Его слова заглушаются  выкриками  остальных.
Алеш. Пустите меня… да это же… Я протестую! Неслыханно! Эти стены… Протестую от имени не­счастных стен, которые не могут за себя постоять!
Густав. Если тут есть кто-нибудь, кто на это уполно­мочен,— пусть исполнит свой долг!
Ситуация накаляется. Алеш, Цирил, Густав жестикулируют, Бернард стоит неподвижно, Эмиль сидит на прежнем месте.
Габа. Понимаю ваше огорчение, но еще раз подчер­киваю: эпоха в какой-то мере переменилась! (Йозефу.}. Вы кончили?
Алеш. Разумеется, он кончил, этот негодяй! Ведь вы его прямо просите продолжать!

Йозеф. Все были здесь, хоть и утверждают, что… (Запнулся.) Они его ненавидели… Они помеша­лись на своем достоинстве… Дрожат от страха, как бы их этого не лишили, потому и…
Цирил. Какой абсурд!
Алеш. Если вы не будете выполнять своих обязан­ностей, придется их выполнить нам.
Цирил. Не хотелось бы, но исходя из моей прежней функции… (Густаву.) Арестуй его!
Густав, Вы арестованы!
На мгновение все оцепенели,
Филиппа (вскочив со стула, становится перед Йозефом. Габе). Как вы можете это допустить? Ведь он… Я все скажу…
Общее оцепенение.
Г а б а. Хотите что-нибудь добавить к сказанному ранее?
Филиппа. Я все о них расскажу.
Г а б а. Прошу вас.
Эмиль (не отлепляясь от шкафа). Пре’движу твое будущее, Филиппа. Ты покинешь Замок без кро­ны в кармане, без покровительства этих славных стен, которые только и могут смыть твои грехи, безо всякой надежды, не будет больше спокойных вечеров и мирных пробуждений, снова будет только жизнь. А что она сулит тебе, Филиппа? Ты уже стара!
Г а б а. Прошу вас.
Филиппа (показывая на Эмиля). Разве он… Разве он может быть прав?
Г аба (листает блокнот, с некоторым нетерпением). Ну?
Йозеф. Филиппа!
Филиппа (молча переводит взгляд с одного на дру­гого). Я все сказала. В сущности, все. (Ры­дает. )
Г аба. Спасибо. Думаю, теперь мы можем приступить к нашей небольшой реконструкции.
Алеш. Не допущу! Ни за что!
Густав. Здесь и перед ним? И я? Ни в коем случае!
Бернард   (от   окна).   Посмотрите,   кажется,   будет
ДОЖДЬ.
Г аба. Ладно. Я обещал сменить вывеску. Это будет не реконструкция. Сделаем кое-что безымянное. (Неожиданно резко Алешу.) Вы встанете здесь. (Ставит его в точно такую же позу, в какой мы видели его в начале первой картины.) Гаситель и возжигатель, вечный борец с тьмой, которую сам же создал. (Ведет Цирила к постели.) Да, тут ваша… я забыл вернуть. (Подает ему шнур.) А вы… нет, нет, еще нет. (Тащит Густава к постели.) Ничто на свете не совершается без того, чтобы… придержать. Ах, да! (Бернарду.) Вижу, вы и сами уже знаете. Небольшая мани­пуляция со ставнями — оставить узкую щель… Удобно наблюдать, не идет ли кто. Дождь. Так, отлично, вы останетесь сидеть. (Эмилю.) В какой-
то мере не у дел. Бывают вещи, от которых че­ловека воротит. Но взят в компанию, чтобы душа ненароком не опомнилась, не ожила. А да­ма, с вашего позволения, пойдет причесываться… (Выталкивает Филиппу за дверь.) Так, благо­дарю вас. Не хватает только крика. (Огляды­вается на Йозефа.). А вы что тут делаете? Возь­мите свой зонтик и извольте удалиться.
Йозеф. Мне… удалиться?
Г а б а. Разве в тот момент вы здесь были? (Нетерпе­ливо.) Все должно быть, как тогда.
Цирил. Одного вам так и так не хватает.
Габа  (взглянув на постель). Вы правы.
Йозеф.   Я   мог   бы…   я   бы   мог  лечь.   И   крикнуть…
Габа (поколебавшись). Пожалуй, в этом не будет нужды.
Алеш. Я протестую. Это переходит всяческие… Мы не в цирке!
Цирил.   А   ты,   юноша,   не   забудь:   ты   арестован.
Габа (не отрывая взгляда от постели). Можете крикнуть и просто так, стоя. (Остальным, кото­рые пытаются удержать Йозефа.) Не двигайтесь! Прошу вас, молодой человек! (Хлопает в ладоши.)
Йозеф. Благодарю. Попытаюсь вспомнить. (Кладет руки на горло.)
Слышен точно такой же крик, как в начале пьесы. Габа тем временем подходит к Алешу, помогает ему принять соответствующую позу. Крик стихает, вбегает Филиппа.
Алеш (распрямившись, невольно отирает руки о шта­ны). Я тут проходил мимо… (Подбежав к Габе.) Вы… вы… осквернили традиции этого места, вы с ними в сговоре! (Обернувшись, берет стоящий в углу зонтик, несет Габе.) Вот, возьмите! Вы… вы!
Габа (мягко его отстраняет, Бернарду). Дождь идет?
Бернард. Пока нет. Все еще — нет.
Габа. Благодарю вас. Дама и граждане! Я явился к вам потому, что один из вас ушел навеки при обстоятельствах, не совсем объяснимых.
На миг — полное оцепенение, и только Йозеф делает несколько нетерпеливых шагов к Габе, вырывает у Алеша зонт, словно наконец-то перед лицом грядущей справедливости обрел уверен­ность, резко отстранив Густава, становится ря­дом с Габой.
Алеш.  Какой позор…  Я  не переживу… Заткните же
ему рот!
Йозеф   (кричит).   Тихо!   Теперь  будет   говорить  он! Габа   (торжественно сняв шляпу). Да. Уважаемые…
Прошу всех встать.
Эмиль, единственный сидящий, не трогается с места.
Благодарю вас. Объявляю, что в ходе подробных бесед все не до конца ясные обстоятельства были