Замок

Алеш. Да.  То есть…  Кому же еще было кричать?
Габа. Мог кричать кто угодно.
Алеш. Но зачем?! (Опомнившись, испытующе смот­рит на Габу.) Вы полагаете? Разве это что-ни­будь меняет?
Габа. Он мог быть мертв довольно давно. Его могли принести сюда уже мертвым.
Алеш. Кто? (Внезапно умолкает.) Думаете, могли принести?
Пауза.
Габа. Вы не замечали в тот вечер кого-нибудь или чего-нибудь подозрительного?
Алеш. Как-то не припомню… (Неожиданно.) Да, да, пожалуй, уже начинаю догадываться… Но нет! Это невозможно! (Качает головой.) Такой моло­дой и невинный…
Габа. О ком вы?
Алеш. Об этом молодом человеке. Вы видели его тут, за столом. Он появился как раз в тот момент. Ох, я дурак! А все моя доверчивость. Хотя — признаюсь сразу,— как только он появил­ся со своим зонтиком, мне показалось стран­ным, что именно в такую минуту — да еще с зонтиком!
Габа. Продолжайте…
Алеш. Нет, не могу. Это слишком страшно. Хотя, не понимаю, как мы могли совершенно не обра­тить внимания… У него уже был ордер как раз на ту комнату, а это означает… Нет, не могу
поверить! (Пауза.). На лице — полнейшее спо­койствие, даже к постели не подошел, только потом — не выдержал, склонился над ним и про­изнес одно только слово: «Профессор!»
Габа. Он был поражен?
Алеш. Скорее, взволнован.
Габа. Чем?
Алеш. Не знаю, имею ли право произнести, это про­звучало бы обвинением, очевидно, не должен, пока у меня нет доказательств — тоже. Мой долг — верить в человека. (Пауза.) Итак, я опи­шу. Он был взволнован своим ужасным пре­ступлением.
Габа с каменным видом хранит молчание.
(Несколько сбит с толку.) Не знаю, понимаете ли вы меня. Он был взволнован тем, что совер­шил.
Габа (с каменным видом). Но ведь вы были уверены, что этот человек умер от инфаркта.
Алеш (сбившись). Да, был.
Габа. Кажется, теперь вы в этом не слишком уверены.
Алеш. Вы полагаете, что я… Наверное, считаете, что у меня нет оснований изменить первоначаль­ное мнение? Вы правы. Дело в том, что я прин­ципиально не меняю своих мнений, пока не имею на то достаточных оснований. (Удивленно.) Так значит — правда? Инфаркт? Кто знает, вдруг он так испугался зонтика, что… или пред­чувствие? Ах, несчастные молодые люди!
Габа (идет к окну). Могу констатировать,, некоторые неясные обстоятельства начинают проясняться.
Йозеф (влетев, Габе). Прошу вас, паи, извините — товарищ, я бы хотел… Дело в том, что я только что узнал… не будете ли вы так любезны… Я требую, чтобы меня допросили!
Алеш. Дружище! Тут не допрашивают!
Йозеф. Я хотел сказать… Могу я сообщить вам нечто весьма существенное?
Габа. Безусловно, молодой человек. Как только до вас дойдет очередь, вы мне все сообщите. (Алешу.) Вы были чрезвычайно любезны, маэст­ро. Разговор с вами навсегда останется в моей памяти. Вы всегда будете для меня ярким примером вечного гасителя и неутомимого зажи-гателя. (Йозефу.) А вы, если будете так любез­ны, пригласите сюда даму.
Йозеф. Она не может прийти.
Габа (быстро, с надеждой в голосе). Умерла?
Йозеф. Нет! Она плачет.
Алеш. Филиппа слишком чувствительна. А эти собы­тия… И главное — бессонные ночи… (Со зна­чением смотрит на Йозефа.)
Габа. Пообещайте даме, что я буду предельно де­ликатен. (Поворачивается к окну.)
Алеш (жестами намекает Йозефу, что-де он тут поряд­ком попарился). Лучше бы ты совсем сюда не приходил.

Алеш и Яозеф уходят. Пауза. Габа стоит у окна, спиной к зрителям. Не слишком уверенно входит Филиппа, в руке — носовой платок. Остановившись посреди сцены, нерешительно ждет.
Габа. Беседы с женщинами — одно из немногих удовольствий в нашей невеселой профессии. (Только теперь оборачивается.) Прошу вас, сади­тесь.
Филиппа. Он наверняка все обо мне рассказал… этот… этот… свинопас!
Габа. Это единственные мгновения, когда мы хоть немного соприкасаемся с чем-то нежным. (До­став блокнот, листает.) Вы молитесь перед сном?
Филиппа (удивленно). Я? Молюсь?
Габа. Но когда-то все-таки молились, верно?
Филиппа. Это было так давно! Даже не помню, когда в последний раз…
Габа (продолжая листать блокнот). Замбези, Сьер­ра-Леоне… В ту пору, когда вы еще ловили змей.
Филиппа. Вы правы — там! Одного нашего носиль­щика сожрал крокодил, я его любила, хотела, чтобы он попал в рай. Но тогда в этом не было ничего предосудительного.
Габа. Сейчас тоже. Вы слышали крик?
Филиппа (вздрогнув, оглядывается по сторонам). Нет, в это время все танцевали какой-то воен­ный танец.
Габа. Напрягите память.
Филиппа. Ах, вы имеете в виду — теперь! Слыша­ла. Ведь наши комнаты рядом.
Габа. В этом крыле есть еще помещения?
Филиппа. Нет. Только эти два. Его и наше.
Габа. Тут должно быть неуютно, в таком заброшен­ном крыле здания. Наверно, ваш муж часто оставлял вас одну?
Филиппа. Случалось, когда играл в карты. Ему тут не хватало ядовитых змей. И было-то всего несколько штук, мы их заспиртовали девять лет назад.
Габа. Что же вы делаете целые дни?
Филиппа. Читаю.
Габа.   Но   когда-то   у   вас   были   и   другие   занятия-Филиппа. Да. Только давно. Прошло… столько лет! Тогда — иное дело. Но теперь…
Габа. А по вечерам?
Филиппа. Расчесывала волосы. В это время я как раз расчесывала волосы…
Габа. Ага. Куда-нибудь собирались?
Филиппа. Куда мне тут собираться?
Габа. Или кого-нибудь ждали?
Филиппа. Нет.   (Пауза.)  Я собиралась лечь спать.
Габа. А потом?
Филиппа. Потом раздался тот страшный, душераз­дирающий крик.
Габа. Что вы сделали?
Филиппа. Я… я… Это было ужасно… (Прикладывает к глазам носовой платок.) Мне показалось, будто
это из мира призраков, будто я брежу… Я не понимала, что и где происходит. Выбежала из комнаты…
Габа. В коридоре кто-нибудь был?
Филиппа. Нет. Никого. И я не знала, что делать… Мне было так страшно, страшнее, чем когда… мы танцевали в уродливых масках, а ведь говорят — это были людоеды… И я побежала к нему.
Габа. Почему?
Филиппа. Я думала… Мне было так страшно — а он единственный живой человек на этом этаже…
Габа. Но и он оказался неживым.
Филиппа плачет.
Каковы были ваши отношения с покойным?
Филиппа. Он был не такой… как остальные.
Габа. Вы часто встречались?
Филиппа. Он  не интересовался мной.  Я  им тоже.
Габа. Он и вы. Две комнаты в одном крыле замка, в одном безлюдном крыле. (Заглядывает в блок­нот.) Хотя и не соединенные дверью.
Филиппа (с ненавистью). Я уже была для него… Он был для меня слишком незрел.
Габа. Ах, т’ак. (Пауза.) В той комнате находился кто-нибудь… кроме мертвого — и вас-,
Филиппа (всхлипнув). Все там были.
Габа. Вам это не показалось странным?
Филиппа. Они сказали, что это… что это инфаркт.
Габа. Не вспомните, что еще они говорили?
Филиппа {в полуобморочном состоянии). Говорили, что идет дождь.
Габа. И дождь действительно шел.
Филиппа. Не знаю. Наверно, раз они так говорили.
Габа. А еще что?
Филиппа. Удивлялись, почему никто не промок, раз идет дождь…
Габа. А вы не удивились?
Филиппа.   Я…   я   не  знаю.   (Истерически  рыдает.)
Габа. Ваш муж много путешествовал?
Филиппа  (всхлипнув). Да.
Габа. Больше не путешествует?
Филиппа. Знаете, это так утомительно, все время путешествовать. Здесь нам лучше, но иногда мы совершаем долгие прогулки, и он вспоминает прошлое.
Габа.    Как    ваш    муж    относился    к    покойному?
Филиппа. Мой муж… пожалуй.., (Испуганно умолка­ет.)
Габа (листает блокнот). Ваш муж не ревнив?
Филиппа. Не знаю.
Габа.   А   как   относились   к   покойному   остальные?
Филиппа   (оживившись). Ох, они его ненавидели!
Габа. За что?
Филиппа. Он был не похож на них! Т.а_ба. Вам нравится жить в Замке?
Филиппа  (в ужасе). Думаете, теперь нам придется…
Снаружи доносится шум, какой-то спор, двери распахиваются, в них на мгновение виден

Йозеф, которого тянет назад Алеш. Габа от­вернулся к окну, точно шум его не касается.
Я не знаю, везде как-то… страшно.
Г аба (чуть ли не торжественно], Я прихожу к выво­ду, что обстоятельства, которые казались неясны­ми, уже проясняются. (Обернувшись к входящему Алешу.) И все же мне хотелось бы поговорить с ее мужем.
Алеш. Боюсь, он не сможет прийти.
Г аба (быстро, с надеждой). Умер?
Алеш (удивленно). Нет, что вы! Нервный припадок. Вы не добьетесь от него ни слова.
За сценой ссора и возня, потом крик.
Эмиль (за сценой кричит). Хватит с меня! Я больше не вынесу! Вы хуже людоедов! Сейчас же иду и складываю чемоданы!
Йозеф   (за сценой).  Я  пойду и  все скажу,  пустите!
Придушенные крики, точно кому-то кляпом заты­кают рот.
Алеш (ему не по себе). Слишком много свалилось на его голову, и потом •— кажется, в Камеруне — его укусила муха це-це. (Филиппе.) Верно? (Га-бе.) Он не сможет, сами убедитесь. Нервы совсем сдали.
Г а б а. Я с уважением отношусь к любой болезни. (Филиппе.) Передайте своему супругу пожела­ние скорейшего выздоровления. (Кивает обоим.) Если я не ошибаюсь, остаются еще три господи­на. Хотелось бы с ними побеседовать. (Отворачи­вается к окну, ждет.)
Входят Бернард, Ц и рил и Густав. У Бер­нарда испачкана штанина, у Густава порван ру­кав. Бернард с равнодушным видом становится у окна, Густав и Цирил застывают в выжида­тельных позах. Габа, обернувшись, рассматрива­ет их с каменным лицом.
(Удивленно.) Господа? (Цирилу.) Вы наверняка владеете джиу-джитсу.
Цирил. Думаю, я немного не в форме. К сожалению.
Габа. Насколько мне известно, вы преподаватель физкультуры. Разумеется, заслуженный.
Цирил. Когда-то был.
Габа. Очевидно, здесь с практикой не слишком густо?
Цирил. Я здесь не в роли преподавателя. Не забудьте, я был председателем совета по пра­вовым вопросам… а ныне… уполномоченный по ликвидации памятника. (Пауза.) Дело в том, что мой отец был рабочим на кирпичном заводе.
Габа (раскрыв блокнот). Совершенно верно. Это мы знаем, а отец вашего отца?
Цирил. Тоже рабочий кирпичного завода. Мы такая кирпичная династия.
Габа   (быстро). А его отец?
Цирил. Тоже рабочий кирпичного завода.
Габа (быстро, с нажимом). Вспомните крепость Терезин.