Навигация: Начало > Ключи

Ключи

АНДРЕЙ. Неделю назад вошел я в трамвай, у Павелецкого, у вокзала. Смотрю – отец и сын вошли, деревенские такие. Папа с билетами суетится, а сын – лет десяти: в пальто, а тепло, варежки из карманов торчат, шапка за пазухой – солидно упаковался, в Москву приехав. Стоит на дороге, никого не пускает, держится за поручень и не замечает, что мешает всем пройти, и серьезный-серьезный, деревенский-деревенский; тетка московская, накрашенная, толкнула его, он, как зверенок, оглянулся, не понял – за что его толканули, стоит, держится за поручень; десять лет; приехал в Москву, смотрит в окно, не видит ничего – я вижу: не видит. Зачем ты приехал сюда, парень, спрашиваю я у него. Опять его кто-то толкает, выходить кому-то надо, он стоит на дороге у всех, держится за поручень. Не понимает, не может понять, зачем его все толкают. Папа рядом – копия сына, только уже постарел: руки, лицо, одежда даже – копия. Зачем вы приехали, люди, – снова спрашиваю у них. Спрашиваю молча. Смотрю. Не понимаю, чего им тут надо. Два испуганных человека в московском трамвае.
ЛЮБА. Добрый ты. Деревенские, счастья ищут. Пусть. Я уже прошла ту дорогу.
АНДРЕЙ. Я тоже.
ЛЮБА. Ты тоже, конечно, как я забыла! Мы теперь – уже все, не надо нам. Иди, исключительно хочу на тебя посмотреть в бабочке чтобы! Иди! Там в шкафах посмотри, или я подберу тебе? Хочешь, вместе?
АНДРЕЙ. Не надо. Я сам.
ЛЮБА. Иди. Иди скорее. Я Маргошку разбужу, пусть прислуживает, иди…
Андрей вышел из ниши, идет к столу, переворачивает тарелки, стаканы, ищет что-то, смотрит под стол, хлопает себя по карманам. Уходит в комнату налево. Люба вышла из ниши, подошла к стеклянной стене, смеется негромко, хлопает ладошками по стеклу. Закуталась в шаль, пошла на кухню.
Марго спит в кресле, раскрыв рот, – парик свалился.
Люба смеется, взяла чайник, ставит на плиту, зажгла спичку, открыла газ.
Марго вскинулась.
МАРГО. Ай!
ЛЮБА. (Хохочет.) Спит Гамлет Хачатурович, экстрасенсный, не слышит, не видит, все проспала… Спит Анджела Дэвис, национальный герой Америки с голубыми волосами…
МАРГО. Так зашипело, так страшно, я опять думала змеи… Без булды, Любочка, страшно, утро уже, правда…
ЛЮБА. Спит прислуга! Не видит ничего! Ну, прощаю, я сегодня добрая, но вообще-то чтобы ты мне – ни-ни! Поняла? (Хохочет.) Давай приготовь на стол еще чего-нибудь, завтракать станем, давай, скоренько, исключительно хорошее настроение у меня!
МАРГО. Не сердишься уже, Любочка? Прошло у тебя? Выздоровела?
ЛЮБА. Выздоровела! Здорова, как бычок! Нет, телочка!
МАРГО. Платья, что ты мне дарила, которые без лифчика носить можно, – ты, правда, дарила, можно взять или шутковала?
ЛЮБА. Правда, бери.
МАРГО. А ты обещала еще за Петрика, что он той собаке сделал, две тыщи баксов заплатить – правда, Любочка? Они стучат мне, я ж на первом этаже, в окно стучат, я боюсь, Любочка, а он, Петрик, поганец мой маленький, не виноват, я тебе сказала…
ЛЮБА. Молчи, Марго, молчи, устроим! Давай, ворожи мне, хозяйке своей! Хочу, чтоб ты всю правду сказала, скажи, но только честно, давай!
МАРГО. Надо же, правда, не сердится! (Смеется.) Такси не прорезалось?
ЛЮБА. Никакого такси, позвоним, отменим, не надо! Ворожи! Давай, скоренько, ну?! (Хохочет, кружится по кухне, открыла окно.) И только по-иностранному говори, Марго, ни слова по-нашему, поняла?!
МАРГО. Ол райт!
ЛЮБА. Ол райт!
МАРГО. Зэр гут! Гутен таг! Сильвупле!
ЛЮБА. Гутен таг! Сильвупле! Жеве-зуме!
МАРГО. Музевеже! Жеземевуа!
Хохочут.
Смотри, научу, Любочка!
ЛЮБА. Я сказала – ни слова по-нашему!
МАРГО. Любочка, я сейчас не могу, это русское ворожение, тут надо объяснять по-нашему, а то непонятно!
Хохочут.
Смотри, на спичках проще и легче всего: эту спичку надо воткнуть в коробок, а вторую рядом воткнуть, потом поджечь их – вспыхнут, как от любви! – и загадать, что эта спичка – ты, а эта – он, Принц, суженый-ряженый-во-все-на-ряженный! Как сгорят спички и головки согнутся их и сомкнутся – черненькие ангелочки! – значит, все будет умереть и не встать, отдаться и не жить, понимаешь, Любочка?
ЛЮБА. Ворожи. Зажигай. Только ты меня теперь так не зови.
МАРГО. Как?
ЛЮБА. Ты меня на “вы” называй. Я не в том положении, теперь, понимаешь?
МАРГО. Мы же подружки.
ЛЮБА. Ну да, подружки. Кто ты и кто я – сама подумай. Ворожи. И на “вы”.
МАРГО. А, значит, платья, что вот без лифчиков можно носить, ты мне… вы мне правда подарили или шутковали?
ЛЮБА. Забирай все и ворожи, ворожи, ну?!
Марго втыкает спички в коробок, поджигает их, смотрит на огонь, вытирает слезы.
МАРГО. Ну вот. Видишь… те. Видите, как склонились друг к другу, да? Счастливая вы, Любочка! Мне бы вот так же, я сейчас себе тоже поворожу, можно, да? Мне тоже должно повезти, должно, я поворожу, проверю, не может быть, чтобы всегда не везло, чтобы всегда на стояке, на отстойнике каловом жить…
ЛЮБА. (шепчет, сидя на подоконнике). Целовать, гладить, обнимать… Мамка моя… Можно венчание в церкви устроить. Что-то мне в голову пришло: в церкви венчание, ну да… Там старушки в платочках стоят, как мамка моя, смотрели бы и завидовали и плакали, а я в платье белом…
МАРГО. (шепчет). Можно… За деньги все можно. Люди гибнут за металл, Любочка… Так говорил в “Фаусте” Маргарите Фауст… Может, и нам с Петриком повезет, может, может… Я поворожу на меня и на Кики, Коля его зовут, Николай Сергеевич, вообще-то, да, Николай – а такой маленький! Два черненьких анге-лочка-лилипутика смотрят в разные стороны…
Андрей вышел из комнаты слева, ведет с собой велосипед. Распахнул дверь на террасу. Марина и Максим оглянулись, встали.
МАКСИМ. Ты из леса? Ты пришел? Ты в лес ходил? Ты вчера обещал ко мне? Ко мне? Да, ко мне?
АНДРЕЙ. Из леса. Влез, а потом слез. (Хмыкнул.) Два изваяния. Два памятника беззаветной любви. Дерьмо, дерьмо…
МАРИНА. Андрей, я хотела сказать тебе…
АНДРЕЙ. Ты уже все сказала. Финита ля комедия. Кто взял пистолет?
МАКСИМ. Зачем? Зачем?
АНДРЕЙ. Кто взял?
МАРИНА. Я. Тебе нужен? В кого хочешь стрелять? В себя? В него? В меня? В меня нельзя. Я не одна.
АНДРЕЙ. Театральные встречи продолжаются. Пистолет! Дай мне пистолет! Ну?!
МАРИНА. (Достала пистолет, протянула Андрею.) У меня будет ребенок, Андрей…
МАКСИМ. Нет, нет, нет, она шутит, нет, нет, нет!
АНДРЕЙ. Молчать, молчать, молчать!
МАКСИМ. Мне, отдай мне, мне, отдай мне!
Короткая борьба, Андрей выхватывает пистолет из рук Марины и Максима, стреляет в люстру под потолком – стеклянные брызги сыпятся в разные стороны.
Грянул Первый концерт Чайковского, жалюзи на окнах поползли вниз, в камине тухнет огонь, часы бьют – суматоха и паника, дом погрузился во мрак. Люба и Марго бегут из кухни, испуганно носятся вокруг стола, бросились на террасу. Андрей кинул пистолет на крыльцо, шатается, смеется. Сел на велосипед.
АНДРЕЙ. Шутка… Развлекаюсь… Вас забавляю… На прощание… Чтобы запомнили… Весело! Весело живем, господа!
У сада тормознула машина, сигналит.
За вами… Труповозка! Гробовозка! Садитесь! Нам в разные стороны! Прощайте! И прокляты будьте!
Крутнул педали велосипеда, уезжает в сад, все убыстряя ход. Нажимает на звонок.
Максим бежит следом, кричит что-то, свистит, брелок в кармане Андрея отзывается. Они исчезают.
Марина, Марго, Люба стоят на крыльце. Люба подняла пистолет, зажала в руках.
МАРГО. Любочка, такси пришло… Поехали тоже, Любочка… Поедемте, быстренько, поехали, Мариночка, женщины, давайте дружить!!!
ЛЮБА. Он вернется… Он поехал что-нибудь свеженького купить, в поселке, в магазине, да? Я подожду… А вы едьте… Едьте! Едьте!!!
Марина взяла сумку, пошла по тропинке из сада. Остановилась.
МАРИНА. Прощай, мама. (Улыбнулась, ушла.)
МАРГО. (бежит следом, оборачивается, падает, кричит). Любочка, не смотри так, он не вернется, поехали с нами, Любочка…
ЛЮБА. Стой! Стой! Иди сюда!
Марго осторожно возвращается, оглядывается назад, плачет, такси сигналит.
На ключи, закрой дверь, положи под коврик, он знает, что ключи под ковриком, он придет, откроет, сигнализация сработает и я… и я… Закрой меня, быстро, скорее!!!
Люба нажала кнопку у дверей, нестерпимый вой сигнализации. Марго плачет, трясущимися руками закрывает дверь, кладет ключ под коврик, бежит по тропинке из сада. Оглядывается, исчезает. Вой прекратился. Люба быстро прошла к нише, легла на кровать. Лучики восходящего солнца бьются в щели сквозь жалюзи.
Он вернется… Ключ под ковриком… Мамка моя… Терка… Терка… Снежная Королева и царство… Любовь, Вечность, розы… Обнимать, целовать, гладить… (Лежит с открытыми глазами, смотрит в темноту, бормочет что-то.)
Проснулся лилипут. Испуганно начал метаться по комнате. Натыкается на стулья, переворачивает их. Визжит и воет, как маленький зверек, попавший в клетку. Кинулся к Любе, обхватил ее руками, плачет. Люба гладит его, улыбается.
Обнимать, целовать, гладить… Обнимать, целовать, гладить…
И вдруг стена из стеклянных кирпичей стала прозрачной и чистой – исчезло серое марево. Там, в саду, стоят желтые деревья, а за ними – черепичные крыши маленького городка, над которым синее вечное небо.
Темнота
Занавес