Ключи

Как гром с ясного неба хрипло звучат начальные аккорды Первого концерта для фортепиано с оркестром Чайковского. Люстра у потолка вспыхнула ярко, поехала вниз, потом снова вверх. Шторы на окнах поплыли к потолку, открывая вид в сад. В камине сам собою вспыхнул огонь. Огромные часы принялись гудеть надрывно и тяжко, выбивая непонятно какое время: фигурки из часов выскакивают одна за другой; одна из стен раздвинулась и открыла спальню, в которой стоит кровать под балдахином. Вентилятор перестал вертеться, змей шмякнулся на пол к ногам Любы.
Люба хохочет, глядя на этот бред.
Марго, стоя в дверях на террасу, восторженно машет руками, натягивает съезжающий с головы парик. Люба схватила змея, тащит его по комнате, кричит:
Он сдох, сдох, сдох! Сказка моя! Все мое! Огня, денег, шампанского, свобода, ура, ура, ура, ура!!!
Марина вышла из своей комнаты. Из-за ее спины выглядывает Максим. Люба проходит к окнам и, толкая их от себя, одно за другим распахивает в сад. Там – деревья желтые. В дом сразу же полетел пух каких-то отцветающих растений. Вся обстановка – пыльная и громоздкая – как-то потускнела от солнца, утратила таинственность. Птицы ожили в клетке, защебетали, и даже рыбки, кажется, стали плавать в аквариуме быстрее.
МАРГО. (визжит, из-под платья у нее видна комбинация с оборками). Отдаться и не жить, умереть и не встать, без булды говорю, это ж знакомый мотив из рекламы, ну, где про колготки!
ЛЮБА. Дура ты, Маргуля, это же первый концерт для пианина с оркестром Чайковского, не знает, дура, а он знал, говорил мне! (Хохочет.)
МАРГО. Ты умная, какая ты умная, умная!
ЛЮБА. (кричит в сад). Кики, сокровище мое, сюда. Карла чертова, где ты там, за что плачу тебе, развлекай хозяйку в ее дворце, сюда, ну?!
В дом из сада влетел лилипут в шутовском наряде, в колпаке – пьян. Прыгает по комнате, визжит, плюет на стены, кувыркается, разбивает что-то, падает под стол, храпит.
В механизме музыкальной шкатулки заело, и одна и та же строчка повторяется много раз.
Марина прошла к стене, потянула рубильник на себя, музыка смолкла.
МАРИНА. Здравствуй, мама.
КИКИ. (из-под стола, визгливо). Драстуй, мама!
ЛЮБА. Здравствуй, деточка. (Достала из сумочки пудреницу, смотрит в зеркало.) Здравствуй, детулька моя.
КИКИ. (из-под стола). Детулька моя!
Люба снова закурила, машет зажигалкой в воздухе – руки трясутся.
МАРИНА. Мама!!!
КИКИ. Мама!!!!
Марина кинулась Любе на шею. Люба слегка отстранилась, держа на вытянутых руках сумочку и сигарету.
МАРИНА. (плачет). Я должна записать, записать: героиня от радости и восторга делает нелепое движение и целует человека, которого она обожает. в ухо! В ухо! Не рассчитала, от восторга, элементарно от счастья, как хорошо, как хорошо!
МАРГО. В ухо, в ухо!
КИКИ. В ухо ее, в ухо ее!
ЛЮБА. Кого это вы обожаете, деточка?
МАРИНА. Тебя, мама, тебя!!! Кики. Тебя, мама!!!
ЛЮБА. (после паузы). Деточка моя, я ваша бывшая домработница.
КИКИ. Я ваша домработница!
МОЛЧАНИЕ.
МАРИНА. Мама, прольем нежность.
ЛЮБА. Успеете еще себя продать, деточка. Пока нечего. Было бы чего, а покупатели всегда найдутся. (Медленно идет вокруг стола.) Хорошо, что я вас нашла тут. Впрочем, я знала, что вы тут, деточка. От разговора из Москвы не сбежите. Перестройка в моем государстве, рекогносцировка. Так надо. Марго, по-иностранному? Во-от! (Открыла клетку с птицами, те вмиг выпорхнули, улетели в сад; хохочет.) На волю, на волю! Марго, мы возьмем сейчас аквариум и отнесем рыбок в речку, пусть живут на свободе, в речке-говнотечке, но на свободе, на свободе!
МАРГО. Умереть и не встать.
ЛЮБА. Дело ясное и быстрое: вместе мы жить не будем. Вы за мамкину, как вы меня называете, юбку держаться не будете. Мамина мини-юбка! (Смеется.) Я люблю мини, Марго! По завещанию папочки все мое тут. Вам – шиш. Нулик без палочки. Сваливайте отсюда. Маргошенька, зачерпни в ладошки водичку из аквариума, из аквариума, залей это говно на столе, оно дымит и капает мне на нервы.
МАРИНА. Это энергия очищения. Папа любил это, не надо, его дух еще тут…
ЛЮБА. Сто лет подряд я нюхала этот горелый навоз. Энергия. Дух. Ваша с папочкой энергия пахнет вокзальным туалетом. Залей, сказала?!
Марго быстро и усердно выполнила приказание.
МАРГО. (Смеётся.) Шипит! Шипит, как змея! Ш-ш-ш-ш!
КИКИ. (под столом). Ш-ш-ш-ш!!!
ЛЮБА. Пыль, пыль, пыль. Перестроить, проложить через дом железную дорогу. Маргошенька, иди в сад, сорви букет, мы уезжаем… Кикуля, Карла моя личная преданная, помоги ей, сделай подарок своей королеве и едем назад… Вон. Вон все.
МАРГО. Отдаться и не жить! Царица, царица!
КИКИ. Уа-уа-уа-уа!!!!
Марго хватает Кики, тащит его в сад. Слышны их крики среди деревьев. Люба молчит, смотрит на Марину.
ЛЮБА. Сегодня съездила на кладбище. Чтобы проверить. Проверить: правда ли он подох. Подошла, поправила на могилке цветочек, и могила вся вдруг на полметра осела. Вся, по периметру, по кругу по всему. (Торжествующе.) Вся! Вся!
МАРИНА. Чудовищно! Папа хочет мне элементарно оттуда сказать! Примета! Что-то важное сказать хочет! Чудовищно! Папа!
ЛЮБА. (помолчала, улыбнулась). И я поняла: правда. Подох. И за четыре дня сгнил. Могила провалилась. Четыре дня и – труха, пыль. (Смотрит на Максима.) Что за памятник? Сторож? (Молчит.) Чересчур молодой. Вон отсюда. Я включу сигнализацию. Никаких тут сторожей. Не надо мне. Сдать оружие! Вон все. Вон!
МАКСИМ. Я с соседней дачи. Я там сторож. А здесь – просто, потому что…
ЛЮБА. Потому что – что? Клуб? Дискотека? Притон? Любовник ее? Вон сказала. Все вон. Все мое. (Смотрит на стены.) Это все – в огонь, березки его. Чтоб ничего не напоминало. Тут телеграмм посмертных пришло еще много. Все прям так нервничают, что он подох. (Смеётся.) Много – три штуки вот. Одна от Союза художников. Художники от слова “худо”. Сдадите потом в архив. (Кинула телеграммы на стол, достав их из сумочки.) Еще штук пять бандеролей пришло на ваше имя, деточка, я выкинула в мусоропровод. Не намерена держать в доме эту вашу гадость. Ишь Лев Толстой, писательница выискалась. Вон, вон, вон! Можно ждать много лет, чтобы получить такую награду, награду, конец гаду! (Хохочет, потягивается.)
МАРИНА. Гляжу как безумный на черную шаль и хладную душу терзает печаль.
ЛЮБА. Я не по-русски? Ну, тогда по-иностранному: “Окы, окы, жене окы!” То есть колбаской по Малой Спасской! (Смотрит на Максима.) Памятник. Памятник Гоголю. (Кричит в сад.) Красных побольше сорви, красных, я люблю красные! Сорви и едем!
У камина стоит кресло с высокой спинкой, скрывает сидящего там человека. Там Андрей. Вдруг он поднялся, повернулся, улыбается Любе.
АНДРЕЙ. Вы лежали на траве, и ваше белое платье испачкалось. У вас спина зеленая.
ЛЮБА. (повернула голову). Спина?
Пауза.
АНДРЕЙ. За год, что я тут сторожу вашу дачу, камин ни разу не загорался. Я даже и не знал, что он так вот устроен. Спасибо – показали. Напоследок. Красиво, правда?
МАРИНА. Молчи, молчи, умоляю, чудовищно!
ЛЮБА. А?
АНДРЕЙ. Приятно смотреть на камин, когда в нем горит огонь. Я сразу же почему-то вспоминаю “Снежную королеву”. Помните? Кай и Герда, розовый куст, ледяное сердце. Любовь и Вечность… Вас зовут Любовь?
МОЛЧАНИЕ.
ЛЮБА. Сигарета тухнет и тухнет. Кто-то страдает, значит… (Снова прикурила, снова кричит в сад.) Маргоша! Я передумала, не рви, мы тут останемся, ночевать, слышишь? Будем тут любоваться цветочками, живые они – красивше все ж таки. Красивее, то есть. Я хочу переночевать на своей дачке. У меня впереди много времени – вся жизнь еще. Вся! (Смеется.) Тут найдется постель для мамочки? (Молчит.) Тут есть постель для мамочки. Тут везде мамочкины клубочки… Много места, он сдох, я одна, он все мне оставил, а сам сгнил!
МАРИНА. Мама, не будь так жестока, пролей элементарную нежность!
ЛЮБА. (тихо). Я тебе не мама. Я тебе не мама! Молчать. Молчать. Молчать, свинья! Вошебойка! Гнусавка! Молчать, молчать, молчать, молчать!!! Я тут хозяйка!!!
Схватила портрет, с размаху кинула его в камин. Сжимает кулаки, смотрит на Марину. В саду дикий вопль. В комнату влетела Марго, визжит. Следом Кики – вцепился в платье Любы.
МАРГО. (захлебываясь). Там… там… я видела! Змея! В кустах сидит змея! Большая! Умереть и не встать! Ай, ай, ай, я боюсь, змея, змея!!!
Люба хохочет. Смотрит на Андрея. Огонь в камине вспыхнул с силой, горит портрет.
МОЛЧАНИЕ.
Щелкнула в углу мышеловка.
Темнота.
Вторая картина ******************************************

Через несколько часов. Марина, все в том же одеянии, идет к столу с сумкой, укладывает вещи как-то нерешительно и вяло. Следом Максим, у него сапоги в руках.
МАКСИМ. Я пойду тогда?
МАРИНА. (негромко). Не распространяйся, что я тебе говорю и говорила. Пожалуйста, не распространяйся. Видишь? Приехала. Царица банановой республики. Я говорила: приедет. И вот.
На чердаке по-прежнему звучит расстроенное пианино.
МАКСИМ. Дает корова молока. Корова молока дает. Пойду.
Марина прошла к двери на террасу, посмотрела в сад. Встала у стеклянной стены, хлопает ладонями по ней. Прижала к стеклу нос, смотрит в сад. Из сада слышны возгласы: там Люба, Кики и Марго.
МАРИНА. Стой. (Накручивает и раскручивает кисти шали на палец.) Я вижу прям: я стою, вся в черном, обязательно в черном, облитая бензином, вот – черканула спичкой и – сгорю, как мотылек! Перед ихними дверями это я сделаю, но ты об этом – никому пока не распространяйся!
МОЛЧАНИЕ.
МАКСИМ. (сел, по-прежнему держит в руках сапоги). Корова молока дает.
МАРИНА. Но никто, ни один собак, да, собак, не выйдет, я знаю, посмотреть: ни один! Никто не умеет пролить нежность! А я для них сожгла, спалила, прожгла, пятнадцать лет жизни пожертвовала! (Говорит: “фызни”.) Зачем папа устроил меня к этим крокодилам в издательство работать? Им все равно, как и что я сгораю. Вся в черном буду! Пятнадцать лет, тысяча книг, выправленных, улучшенных – да, улучшенных мною! Улучшала навоз, элементарно! Писатели, грамотеи, “барабан” через “а”, “корова” через “о”, “жи-ши” пишется с буквой “и”, отвечает на вопрос “что делать” – мягкий знак, на вопрос “что делает” – без! Грамотеи, ведь элементарно!