Ключи

Красивый какой слуга… Прислужник… Красивый какой. Нервный, дергается… Слуга мой… Правда, я тоже хороша… Не разлагается… (Погасила верхний свет, зажгла свечу, кинула спичку на пол. Сбросила с себя рубашку, идет к нише.) Спать надо… Я всегда сплю голая, скоро утро… Видишь, какая… И глаза, и тело… Завтра новая жизнь, все с начала… Иди сюда, нет между нами смерти, как с ним, нет, нет…
Погасила свечу, тянет к себе Андрея.
Марина вышла из своей комнаты, смотрит в нишу, видит Андрея и Любу, молчит, плачет, зажимает рот. Бесшумно отворилась дверь в сад, вошел Максим. Видит Андрея и Любу, молчит.
Люба встала с кровати, смотрит на Марину, потом на Максима, повернулась, нажала кнопку на стене за шкафом, ниша закрылась.
Темнота.

Пятая картина

На крыльце сидят Максим и Марина. Утро, рассвет, туман в саду. Марина переоделась, сняла очки, волосы зачесала назад. Максим в свитере, а пиджак его на плечах у Марины. Рядом с Мариной стоит сумка.
МАРИНА. Дело в том, что Константин Гаврилович застрелился…
МАКСИМ. Нет, нет, нет, в лес он пошел, то есть, в лес, он рано утром всегда ходит в лес, он жаворонок, рано встанет, в лес, грибы собирать, я видел много раз, подсматривал, то есть, в смысле, идет, палкой по деревьям стучит, змей разгоняет, тут много змей и откуда, он нервный, всего пугается, он за грибами…
МАРИНА. Дело в том, что Константин Гаврилович застрелился… Нет тут змей. Это ужи. Это не змеи.
МАКСИМ. Нет, нет, он скоро придет, ну, в смысле, подождать еще немного, он не уедет не попрощавшись, а, может, он и не уедет, а тут останется, у меня останется, он за грибами, он стучит палкой по деревьям, там, слышишь, где-то там…
МАРИНА. А пистолет на столе лежал. Я взяла.
МАКСИМ. Зачем? Зачем? Не надо, зачем?
МАРИНА. (достала из кармана платья пистолет). Вот. Черненький. Можно убить.
МАКСИМ. Отдай. Мне отдай. Зачем?
МАРИНА. Пусть лежит, я не такая уж и дура, как ты думаешь, стрелять ни в кого не буду. В себя тем более. Просто – подержать и думать, что может быть…
МАКСИМ. Я не думаю. Просто – отдай.
МАРИНА. Дело в том, что Константин Гаврилович застрелился. Беллетристика в три листика. “Барабан” через “а”, “корова” через “о”… Нобелевская премия. Двадцать копеек с меня за юмор.
Молчат.
Максим…
МАКСИМ. Что? Что? Что?
МАРИНА. Послушай, год я тебя уже знаю, часто с тобой говорила – нет, не то, я с тобой монологом говорила, кажется, не слушала, только болтала, а тебя забыла спросить, смотрела в другую сторону, забыла спросить: а ты кто и ты что. Как за этой стеклянной стеной, размытый. Теперь вот смотрю и вдруг – вижу. Ты кто?
МАКСИМ. Шутишь. Ты без очков. Я тебе сто раз рассказывал. Отдай пистолет или положи его, где взяла.
МАРИНА. Где-то там очки бросила. А виднее стало. Кто?
МАКСИМ. Рассказывал, рассказывал.
МАРИНА. А еще раз, ну, попробуй?
МАКСИМ. Нечего. Пока нечего. Потом будет вся биография. Скоро все начнется заново. Завтра, послезавтра, потом. Начнется. Путь к славе. Да, к славе. Потом, потом: выхожу один я на дорогу, сквозь туман кремнистый путь лежит, потом… И так далее. Я стану, я обязательно стану кем-то большими значительным. Художником, например, писателем, артистом. Да, художником. У меня будет большая мастерская в центре Москвы, я буду писать полотна, огромные полотна, невероятные. Мои картины будут в самых престижных залах выставочных, в Лондоне, Копенгагене, в Париже, да, и там! Я напишу роман, напишу пьесу, еще и еще что-то. Да, да, напрасно ты мне не веришь…
МАРИНА. Верю. О чем?
МАКСИМ. Что о чем?
МАРИНА. О чем ты напишешь?
МАКСИМ. Обо всем. Обо всем на свете! О тебе, об этой даче, о нем, и о нем обязательно…
МАРИНА. А что напишешь о нем? Дело в том, что Константин Гаврилович застрелился….
МАКСИМ. Он не застрелился.
МАРИНА. Застрелился.
МАКСИМ. Он в лесу, он сейчас, Он скоро, он за грибами…
МАРИНА. Знаменитым художником. Писателем. Поэтом.
МАКСИМ. Да, да, я объеду весь мир, увижу все, побываю везде-везде, всем докажу, докажу…
МАРИНА. Я так устала. Гляжу как безумный на черную шаль и хладную душу терзает печаль… Как я устала. Но теперь мы будем нести крест вдвоем, я не одна. Родится второе дыхание, усталость уйдет…
МАКСИМ. Ты не одна, я рядом. Конечно, рядом. Ты тоже можешь, если хочешь, перейти на мою дачу, я не буду возражать…
МАРИНА. (Смеётся.) Кто это там кричит?
МАКСИМ. Птицы. Перелетные птицы. Летят в Леррах.
МАРИНА. Где это?
МАКСИМ. Есть. Есть такой маленький Леррах. Я туда тоже обязательно поеду, нет, нет, я там буду жить, у меня будет дом, я там буду, я найду его там, в смысле дом, мой дом и тишину…
МАРИНА. Холодно. Утро. Не плачь. Надо идти на тракт, поймать попутку…
МАКСИМ. Подождем, он скоро; он за грибами…
МАРИНА. Холодно. Не плачь.
МАКСИМ. Хочешь, фокус? Я знаю фокус, смотри, какой фокус…
Прячет и достает колпачок, плачет, уронил голову Марине на колени, Марина улыбается, гладит его.
Молчат. Бесшумно открылась ниша. Люба сидит на кровати, Андрей рядом. Люба улыбается.
ЛЮБА. Терка. Терка. Терка…
АНДРЕЙ. Сыро. Воздух тут… Плесень.
ЛЮБА. Какая-то терка, терка.
АНДРЕЙ. Что?
ЛЮБА. Заснул и говорил все: “Терка, терка…” Смешно, это же на кухне терка…
АНДРЕЙ. Терка?
ЛЮБА. (смеется негромко). Знаю! Ты боялся!
АНДРЕЙ. Боялся?
ЛЮБА. Не бойся, нет. Мне даже приятно. Исключительно приятно! (Хохочет.)
АНДРЕЙ. Что приятно?
ЛЮБА. Щетина твоя – как терка. Ты боялся, что меня потрешь, поцарапаешь, так, да? Натрешь меня? Не-е-ет! Приятно, приятно! Обнимать, целовать, гладить, обнимать, целовать, гладить, обнимать, целовать, гладить, обнимать…
АНДРЕЙ. Обнимать, целовать, гладить, обнимать, целовать, гладить… Терка. Терка.
ЛЮБА. У тебя не щетина, у тебя маленькая поросль такая, волосы на бородке молоденького мужчины, не грубая, терка, терка, терочка! (Хохочет.) Я раскраснелась, да? От терки твоей раскраснелась, нет? Хорошо, что ты ненадолочко уснул – я тебя рассмотрела, все рассмотрела, где у тебя прыщик, где родинка на спине – все знаю, все-все про тебя знаю! Все! (Смеётся.) Обнимать, целовать, гладить…
АНДРЕЙ. Гладить…
ЛЮБА. Нет? Не оттого ты так говорил? А от того, что у меня руки такие не мягкие, жесткие, как терка, от работы, от посуды, от полов мытья, так, да? Самые дорогие теперь кремы, шампуни, примазки, примочки…
АНДРЕЙ. Сон видел.
ЛЮБА. Сон? Сон? Как хорошо! Люблю, когда кто сон рассказывает и разгадывать, что означает! Расскажи сон! Андрейка ты? Буду звать тебя так, не Андреем, а то так грубо, а Андрейка – мягко, исключительно хорошо и тепло, когда Андрейка! Сон? Сон?
АНДРЕЙ. Стеклянную стену. Женщина в черном платье стоит у стены, смотрит туда, вдаль, будто пытается что-то увидеть, а увидеть там ничего невозможно, только серое марево, нет ничего, иногда – змейки огоньков красных сверкают и все. А она стоит и стоит, трогает кончиками пальцев стену, в черном платье и в шляпке, снег идет, дом заметает до крыши, она выйти не может, не двигается у стены, замерзает, в ледышку превращается, и все вокруг становится ледяным, прозрачным, мертвым, холодным…
ЛЮБА. Ой, какой сон нехороший – тьфу его, нет, нет, разгадаем, может, и хорошо будет все: женщина в платье – я, платье черное бархатное у меня тут есть, я их кучу на пол вон вывалила, Марго хочу все подарить, и ты иди оденься в костюм, Андрейка, там где-то и бабочка тоже есть, с бабочкой очень красиво, когда мужчины, исключительно тебе тоже пойдет такая штука, иди, а сон – сон твой очень ясный: это домик наш на окраине, в Усть-Каменогорске, наш дом заносило снегом до крыши, у тебя все перепуталось во сне – сказка эта, Снежная Королева, розы, камин, Кай и Герда, Любовь и Вечность – нет, хороший сон, добрый, не страшно! Почему говорил тогда во сне “терка” да “терка”? Почему?
АНДРЕЙ. Терка… Очень просто. Тер-ка. “Ё” и “рэ”. Красиво. Тер-ка. Лёррах. Е-р-р-р. Ер-р. Р-р-р.
ЛЮБА. Да, да, искусство с двумя “сэ”, я знаю теперь! Одень костюм, черный одень, ничего, что с покойника, пусть, не страшно, его нет – дурак он был, так пугал меня, тебе скажу, Андрейка: говорил мне всегда: “Смерть среди нас двоих на постели не я, а ты, ты, ты! ” Мне говорил – сам смерть, змея, стоит перед глазами и стоит который день… Иди, музыку включим, отпразднуем, шампанское, розы…
АНДРЕЙ. Что отпразднуем?
ЛЮБА. А ты передумал?
АНДРЕЙ. О чем я должен думать? Мне предложений не поступало. Слугой на этой даче стать? Я и был…
ЛЮБА. (Смеётся.) Исключительно просто – вот мое предложение тебе: теперь ты тут хозяин! Мы с тобой! Они – будут наши слуги, мы за столом сидеть будем, нож, вилка, салфетки, а они прислуживать будут, и мы будем сидеть и говорить при прислуге самые разные вещи, про что хотим, как спали, например, кайф исключительный при прислуге говорить все, что хочешь, как будто они не люди, а стулья, будто нету их, нету!
АНДРЕЙ. Тер-ка. Терка…
ЛЮБА. Ну, хватит, заладил, иди, переоденься, Андреечка мой! Мы с тобой обязательно в Усть-Каменогорск съездим, мамкину могилку найдем, людям веем-веем денег раздадим, поминки даже устроим, в церкви панихиду закажем, я черное платье надену, чтоб все смотрели на меня, на мою вуаль на шляпке!!! У нас будет открытый стол, мы всех артистов приглашать будем к себе, писателей, знаменитостей, с ними будем на “ты”, как с прислугой тоже! (Хохочет.) И этого, на “гэ”, позовем и скажем, ну, ты, “гэ”, хочешь нашего шампанского – жри, не хочу! (Молчит.) Утро какое яркое. Сто лет утра не видела такого. Просыпала, или не смотрела, куда надо… И стена эта просвечивает в сад. Зачем она вот, зачем он ее сделал? Ее снести надо, снести. Обязательно. На ее месте деревянную или бетонную загородку, чтоб нормально было, а то она исключительно на нервы действует… Надо, чтоб загораживала, чтоб польза была, а он – все уют себе устраивал, тут балдахинов наделал, там стенку, и зачем делал. Чтоб сдохнуть? (Смеётся.) Сходи, мальчик, оденься…
АНДРЕЙ. Терка, мальчик… Терка. Мальчик.
ЛЮБА. Во сне видел? Кого видел?
АНДРЕЙ. Нет. Так просто.
ЛЮБА. Скажи, не так просто…