Возвращение

Жорж. Кстати, о варварах. Знаете ли вы, что сделали швейцарцы в пятом веке?
Жанна. Ну и вопросы у тебя…
Жорж. Это была эпоха великих нашествий. Представь себе целый народ, двести тысяч силачей, отправившихся на завоевание Галлии. Им всыпали, как следует. Что же они делают, чтобы избежать соблазна отступления? Знаете?
Жанна. Давай дальше, не тяни.
Жорж. Они хладнокровно сожгли свои лагеря, запасы зерна, зарезали стада. Отступление стало невозможным.
Артигала. И в результате?
Жорж. Их истребили, а оставшиеся в живых умерли с голода. То был конец судетского королевства, самого себя принесшего в жертву. Представляешь себе, Жульен?
Жанна. Что за мрачная история.
Жорж. Она мрачна, как всякий абсурд.
Снаружи доносится шум взрыва. Музыка продолжает играть. Возвращается Лиза.
Анна. Это был выстрел?
Лиза.  Нет,  петарды, мальчишки забавляются.
Жанна. А что это за музыка?
Лиза. Из рекламного грузовика, рядом с домами… Сегодня утром он стоял на площади перед мэрией.
Жанна. Какая пошлая музыка!
Жюльен. Она никому особенно не мешает.
Жанна. По-моему, это невыносимо.
Молчание. Жорж выжидает момент, потом вдруг нападает на Жюльена.
Жорж. Что толку тешить себя иллюзиями и метаться, подобно Жюльену… Я — профессор, а он — воспитатель бедноты, улавливаете разницу? Его удел — дерзание, а мой — тихая пристань.
Анна. Перестань, Жорж. (Осторожно отодвинула бутылку.)
Ж о р ж. Не трогай мой коньяк, я люблю поспорить с Жюльеном, и мне хочется выпить… Мы оба прошли ту стадию, когда у нас совесть была чиста.
Жюльен. Я ненавижу безверие, идейную пустоту. Лихтенберг и его нож. «Нож без лезвия и ручки».
Жорж. Одно другого стоит, я провозглашаю равноценность идей. Вспомни лист Мебиуса, с односторонней поверхностью, нет ни лицевой, ни оборотной стороны. Вот тебе человеческий ум.
Анна. Вы оба невыносимы. Достаточно, чтобы один сказал «белое», как другой тут же отвечает «черное». Кто что думает на самом деле — разобраться невозможно.
Жорж. Как и в жизни.
Лиза.  Честно  говоря,  жизнь  намного  проще.
За сценой настойчиво звучит полицейская сирена. Все прислушиваются. Задремавший было Артигала просыпается.
Кузина. Скорая помощь? .Артигала. Нет, это полиция. Сирена скорой
на диез выше. Лиза. Музыка больше не играет?
Входит Ж юли.
Ж юл и. Там, в домах… Один мужчина застрелил из винтовки свою жену.
Жанна. Этого только не хватало!
Анна. Что ты там делала?
Ж ю л и (не замечая вопроса). Он заперся со своими детьми, у него их семь человек, последний совсем еще малютка. Он грозит убить их, а потом пустить себе пулю в лоб.
Анна. Какой ужас.
Лиза. В каком это доме?
Ж ю л и.   В  первом  по  улице.   Корпус  А.
Лиза. Там живут многие наши рабочие.
Жюльен. Пошли!
Все выходят, кроме Анны и Жоржа. Жорж подходит к жене, ласкает ее, целует.
Анна. Жорж, я неважно себя чувствую.
Жорж. Успокойся, успокойся, я с тобой.
Анна. Эти дети… Такого не должно быть…
Жорж. Дружочек мой, ну-ну… (Прижимает ее к себе.)
Анна. Это ужасное преступление… а мы здесь, спокойно…
Жорж. Не думай больше об этом. Посмотри, котик… Как красивы деревья, посмотри. Ах, я так люблю солнце, и скоро лето.
Анна. Хочется плакать. (Встает, отворачивается, стоит молча.)
Жорж. Я отступаю, если мне что-то не удается. А Жюльен — нет. Он сражается.  Поэтому мы так плохо понимаем друг друга. Ты тоже не смиряешься. Анна. Кто тебя упрекает?
Жорж. Двадцать лет я живу с Честной Женщиной — все с большой буквы.
Анна поворачивается. В глазах слезы.
Анна. У тебя обо всем есть свое мнение, и поскольку ты умеешь говорить, ты просто подавляешь людей своим красноречием. Дай нам вздохнуть. Уважай нас хоть немного. Не будь с нами резок.
Жорж. Если бы я действительно все знал, мне бы захотелось покончить с собой.
Анна (смеется). Покончить с собой, тебе? О, нет!
Жорж   (хвастливо). Эта женщина меня знает.
Анна (снова становясь серьезной). Нет, мой дорогой, я на это не претендую.
Жорж. Когда я подумаю, что ты готова провести со мной свою жизнь, я почти начинаю себя любить… Анна? Что-то не так, скажи?
Анна (внезапно всхлипывая). У меня — тоска.
Жорж. Посмотри на меня, выше голову, ну-ка? Ты на меня рассердилась? Из-за чего? Из-за тех глупостей, которые я наговорил Жюлье-ну? Да? Ответь мне!
Анна. О, слова… слова, это пустяки.
Жорж. Говорить? Это видеть сон во сне… Если бы не ты, я бы молчал.
Анна. Молчание может быть порой весьма красноречивым.
Жорж. Сегодня утром ты стояла обнаженная у окна, выпрямившись, не двигаясь, слегка склонив голову… в луче света, чуть желтоватом, чуть голубом, как на палитре художника. Я смотрел на твою грудь, живот, руки — во всем отражалась твоя душа.
Анна. Душа? Какое старинное слово. (Целует Жоржа, ее тоска исчезла.) Мне теперь хб-рошо.
Жорж. Ни о чем не жалеешь?
Анна. Ты с ума сошел.
Жорж. Иногда я говорю себе: у нее мало свободного времени… Она отдает моей работе слишком много сил.
Анна. Твое творчество этого заслуживает.
Жорж. Скажи, котик, а если однажды ты пожалеешь? Тогда нас ожидает тяжелая старость.
Анна. Замолчи и никогда не говори мне об этом.
Жорж, взволнованный, встает и допивает бутылку коньяка. Потом останавливается, чувствует недомогание. Собирается с силами.
Жорж. Анна?
Возвращаются Жюльен, Жанн а, Кузина и Артигала.
Помоги  мне…  Где ты?   (Тяжело падает у
всех на глазах.) Анна. Жорж? Жанна. Боже мой!
Его окружают. Звук удаляющейся полицейской сирены.
Жюльен. Дыхание нормальное. Анна. Позовите доктора. Жанна. Он перебрал коньяку. Кузина. Это обморок. Анна. Жорж, отвечай! Жюльен, Не трогайте его. Кузина. Он открыл глаза. Жорж   (очень слабо). Анна… руку. Анна. Да, мой дорогой.
Жорж приходит в себя, его усаживают. За сценой вновь начинает звучать музыка.
Где Жюли?
Жюльен. Она с Лизой.
Жанна. Полицейские взломали дверь, обезоружили его и забрали.
Жорж. Если я правильно понимаю, я потерял сознание?
Анна. Не думай больше об этом. Ты слышишь, они спасены.
Жорж. Кто?    .         .
Анна. Дети. Этого типа арестовали.
Возвращаются Лиза и Жюли. К Жоржу постепенно возвращаются силы. Артигала отгоняет муху от лица Жоржа.
Артигала. Хоп.
Жюли. Папа нездоров?
Анна.   Ничего страшного,  что-то  с  желудком.
Жорж (обнимая дочь). Не беспокойся, все это пустяки.
Лиза. Это был рабочий с Фабрики. Антуан Бла-зак. Лет тридцати. Он казался совершенно нормальным… Я думаю, Фабрика могла бы позаботиться о его детях, особенно теперь, когда их мать… У Грамона будут неприятности. Оказывается, соседи по дому предупреждали мэрию, что Блазак становится опасен.
Пауза. Все, кроме Жанны, Анны и Жоржа, вышли из гостиной.
Анна. Как ты себя чувствуешь?
Жорж. Вполне прилично. Горизонт проясняется… (Тихо.) Пойдем к нам? (Ласкает ее грудь.)
Оба смеются.
Не только ради… этого. Наверху нам будет спокойнее.
Анна. Когда ты упал, я так перепугалась.
Жорж. Сначала увидел дыру, потом все побелело. Я покачнулся… Смогу я завтра ехать?
Анна. Завтра тебе будет лучше. Если нет, я сама поведу машину.
Выходят. Жанна остается одна. Появляется растерянный Жюльен со стаканом в руке. Молчание.
Жанна. Я уделяла тебе недостаточно времени, когда ты был маленьким. (Надолго замолкает.)
Замешательство.
Вчера, прибираясь в шкафу, я нашла твои вещи, которые ты носил, когда тебе было шестнадцать лет. Ты не очень изменился, кое-что было бы тебе и сейчас впору. Особенно твой охотничий вельветовый костюм, почти новенький, в котором ты осенью ходил с отцом на охоту.
Жюльен (очень тихо). В идеальной республике дитя и старик идут рука об руку.
Жанна. Прости? Что ты сказал? Я не расслышала?
Молчание. Жюльен не отвечает.
Картины вашего детства встают передо мной, как живые. Но мы не умеем помнить. Привыкаем, Мне кажется, что отца уже давно нет с нами. (Считает.) А прошло всего тридцать шесть дней. Мои недомогания исчезли словно чудом. Твой отец относился ко мне как к больной, а я здорова. Кажется, это было чисто нервное. Но когда Франсуа утверждал что-нибудь… (Замолкает.) Ты сейчас ходил по комнате, и у тебя снова появился этот прежний твой жест, привычка приглаживать или взъерошивать пятерней волосы.
Жюльен наполняет стакан. Потом в растерянности включает телевизор, на экране ничего нет, звучит серенькая музыка. Он тут же его выключает.
Ты мог бы его не выключать. Ради музыки. (Замолкает.) Ты читал сегодня утром газету? Оппозиция хочет аннулировать выборы Грамона. Говорят, он использовал голоса тех, кто уже давно уехал отсюда. И даже покойников. Заставить голосовать мертвецов!
Жюльен замер на месте. Кажется, он смотрит вокруг новыми глазами, понимая, что его ждет. Вдруг, взрываясь, с силой бросает стакан, который разбивается. Долгое молчание.
(Пытаясь улыбнуться.)   Ничего страшного.
Посуда бьется к счастью.
Жюльен. Мама, ты знаешь, я не останусь здесь. Жанна (для нее это удар). А!
Снова молчание.
Жюльен. Это невозможно. Жанна. Не надо ничего говорить.
Пауза.
Жюльен. Я хотел попробовать. (Замолкает.) Правда — хотел.
Жанна (смиряется, не пытается его переубедить) . Я тебе верю, Жюльен, я верю.
Жюльен кладет руку на плечо матери. От его прикосновения ее глаза наполняются слезами, но она справляется с собой. (Нежно.)  Ты бы не был счастлив с нами.
Молчание.
Жюльен. Мне очень жаль.
Жанна. Может быть, когда-нибудь, со временем? А, Жюльен?
Жюльен. Да нет же.
Жанна. Когда-нибудь, кто знает?
Жюльен. Не настаивай, прошу тебя.
Жанна. Прости. Если ты будешь счастливее… (Замолкает.) Самое лучшее теперь — продать Фабрику.
Жюльен. Я уеду сегодня вечером ночным поездом. Но я обо всем позабочусь. Оставлю все указания Лизе.
13 июля. Время после ужина. Ночь темна. Жанна лежит в кресле, шерстяное одеяло укрывает ее до плеч. Рядом с ней сидит А р т иг ала и читает ей. Комната освещена одной только низкой лампой.
Артигала. «Если же очередной его любовницей была светская дама, или, во всяком случае, женщина, чье социальное происхождение или шаткое положение не мешали ему, однако, открыть ей доступ в свет, то ради нее он туда возвращался, но только на ту особую орбиту, по которой двигалась она…».