Кто держит паузу

Можно ли по пьесам Островского реставрировать быт купеческой Москвы? Да, конечно. Кропотливое копание в деталях дает множество сведений о костюмах, внешнем виде людей, архитектуре, планировке, традициях, укладе жизни. Можно получить представление о русских законах того времени, особенно в области имущественных отношений. Можно ясно понять обстановку домов, гостиниц, стили мебели, расстановку предметов. Исследователь много получает здесь и удаляется обогащенным. Но беда театру, который увидит в Островском прежде всего хранителя и регистратора бытовых деталей. Не буду прибегать к Цитатам. Но многие деятели театра нашего века видели в Островском прежде всего драматического поэта. Дух времени, ритм общения, язык, психология отношений, наконец, поэтический строй произведения — вот гораздо более ценный клад, оставленный нам автором.
Прошу прощения, если я говорю об очевидных вещах. Но при работе над Островским нам чрезвычайно важно было очевидное открыть самим, а не брать из чужого арсенала. Цель ясна—должна быть живая, круто замешанная жизнь с подлинными страстями и и убедительной обстановке, которая была бы способна захватить внимание современного зрителя. Как достичь этого? Откуда начать движение? От бытовых деталей, от прозаической логики к драме страстей и комизму характеров. Или другое: попробовать уловить поэтическую многозначность» обнаружить высоту обобщенности образов, предметов, слов и отсюда двигаться к нахождению деталей—жестов, интонаций, достоверность которых была бы результатом художественной работы воображения.
Да, Островский великий знаток быта. Но он еще и творец быта. Обстановка, окружающая его персонажей, не просто фон. Это и художественно смонтированный мир, где каждая деталь имеет не только общеупотребительный смысл, но некое символическое значение, порожденное контекстом данного произведения.
Неоднозначность грозы как атмосферного явления в пьесе «Гроза» — общепонятна.
Волга в «Бесприданнице». Волга — черта, за которой другая жизнь, спасение: «как там хорошо, на той стороне».
Волга унесла любимого — уплыл Паратов. По ней же он и вернулся на пароходе, с громом, с пальбой из пушек. Волга манит Ларису как избавление. Голова кружится, когда смотрит на реку с высокого обрыва.
Здесь, на самом берегу, и ее гибель.
По быту—город стоит на реке Волге. По пьесе — Волга разделяет судьбы, отрывает друг от друга, отделяет вчерашнее веселье от сегодняшнего похмелья.
В кабинете у Карандышеоа висит оружие на турецком ковре. По быту—деталь обстановки, декоративное украшение. Но мне кажется, есть в этом еще и символ скрытой агрессивности Карандышева, проявление комплекса человека слабого и незащищенного, и в результате — пистолет в руках и выстрел.
Или взять шампанское. Вожеватов простудился от шампанского и им же лечится. Примирение после серьезной ссоры — подать шампанского. Карандышев при составлении меню настаивает на шампанском, хотя оно дорого. Всевозможные шутки с шампанским. По поэтике пьесы — это новая единица измерения благополучия: дорогой заморский хмель.
В пьесе «Не было ни грошг», Да вдруг алтын» — тема забора, загородки.
Полицейское предписание: ЗаР°Рьг должны быть без дыр, выпрямлены и покрашен)». С разговора об окраске и начинается пьеса. И с такой глобальной серьезностью Тигрий Львович Лютий требует приведения в порядок заборов, будто тут корень жизни. И развивается эта тема и в комическую и в трагическую символику. Елеся уж начал красить, так его не остановишь — все окрасил, в том числе и собственную будущую тещу. Невероятная и великолепная гипербола.
Суд будет строг, если Елеся целовал купеческую дочь, переступив загородку. Если ^е не переступив — смягчение. Опять загородка решает
Кабы не дыра в заборе, может, Крутицкий и не зашел бы в сад в своем умопомрачений и не повесился бы на дереве.
Говорил же Тигрий Львович: заделай дыру, не ровен час, вырастет небывалый Фрукт на дереве.
Заборы — символ расчерченной полицейской распорядительности. Оградить! Ану  не выходит. Никаким забором не загородишься Ни от беды, ни от оговора, ни от смерти.
А шинель Крутицкого — нища рваная, бывшая, а он не расстается с ней ни в холод, ни в жару. Говорит про нее, любит ее. А в ней тайна, секрет: тыщи несметные вшиты, спрятаны. На себе богатство носит.
Символы у Островского не словесные, вещные, манкие для актера, для вскрытия (Фужин характера. Для действия. Это ключи к мизансценам, ключи к психологическому рисунку.
Какие же символы искали мы в нашем спектакле?

Ключи.
«Яблоки! Яблоки! Яблоки!»— .-этим криком торговца-разносчика начинается спектакль. И тут же вступает другой голос: «Яблоки мочены?’«
Третий, женский: «Хорошие ,(блоки».
Голоса сливаются в аккорд: ,<Я-бло-ки!»
На сцене яблоневый сад в сентябре. Упоминание Островским яблок в этой пьесе настолько многократно, что это никак не может быть случайностью.
В первой же сцене речь идет о том, что садовник Глеб ворует яблоки мешками.
Во второй сцене целый диалог посвящен тому, что яблок сильно поубавилось, «точно Мамай со своей свитой прошел». И тема сторожа-ундера возникает именно в связи с необходимостью сторожить яблоки.
По втором акте Филицата приходит в гости к Зыбкиной, неся в подарок яблоки.
Грознопа угощают яблоками, и опять целый небольшой диалог о сорте, о ценах на этот продукт.
В третьем акте на сцене два мешка яблок, приготовленных для выноса, и сцена кражи.
Филицата, соединив молодых для тайного свидания, дает им «по яблочку, чтоб не скучно было».
Наконец, катастрофа Платона наступает, когда он застигнут как якобы «яблочный вор».
Если учесть, что у Островского был вариант названия этой пьесы — «Райские яблочки», то мы утвердимся в мысли о символическом значении яблок в пьесе.
Послушаем, в каких странных сравнениях и словосочетаниях возникает этот фрукт:
«Филицата. Меркулыч, ты мешок-то с яблоками убрал бы куда подальше; а то в кустах-то его видно…
Глеб. А ты почем знаешь, что он с яблоками? Может, там у меня жемчуг насыпан?
Филицата. Не жемчуг, видела я».
«Мавра Тарасовна. Вижу я, Меркулыч, что тебе у нас жить надоело.,. Оглядись хорошенько, что у нас в саду-то! Где ж яблоки-то?…
Поликсена (смеясь), Яблоков уберечь не можете, а хотите…
Мавра Тарасовна. Это ты что же, миленькая, с кем так разговариваешь?»
«Зыбкина. Яблочка не у годно ли?
Грознов (берет яблоко с тарелки). Налив?
Зыбкина. Белый налив, мягкие яблоки.
Грознов. В Курске яблоки-то хороши… Бывало, набьешь целый ранец.
Зыбкина. А дешевы там яблоки?
Грознов. Дешевы, очень дешевы.
Зыбкина. Почем десяток?
Грознов. Ежели в саду так солдату задаром…».
«Глеб. Я вот. Мавра Тарасовна, рассуждаю стою, что пора бы нам яблоки-то обирать. Что они мотаются! Только одно сумление с ними да грех…».
«Барабошев. На словах ты, братец, патриот, а на деле фрукты воруешь»,
«Парень этот ни в чем не виноват; яблочков он не воровал, взял, бедный, одно яблочко, да и то отняли, попробовать не дали».
Я процитировал часть разговоров о яблоках в пьесе. Упоминаемый в таком количестве предмет приобретает метафорический смысл. Ворочающая тысячами Мавра пропускает мимо ушей хищение крупной суммы, но терпеливо допытывается, почему яблок стало меньше. В этом ее мелочность. Но есть и другое: под яблоками мы разумели кражи вообще, которые завелись в доме, и Глеб понимает это. И, конечно, не только яблоки он крадет в переполненной яблоками Москве. Мы с Д. Покровским, автором музыкального оформления спектакля, открыли сборник нотных записей— крики торговцев того времени. Яблочные торговцы составляют специальный раздел —так много их было.
Так неужто Глеб нервничает из-за выноса пары мешков яблок? Нет) Он вор разнообразный и с размахом. Не знаю, крадет ли он жемчуг, но серебряные подносы и все, что плохо лежит, он не пропустит. Это и нашло выражение в мизансценах, образующих роль садовника Глеба.
Глеб ухватил Платона на свидании с Поликсеной. Речь идет о судьбе молодого человека.
«Платон. Ну, не губи ты меня и Поликсену Амосовну [
Глеб. Ее дело сторона… А ты как сюда попал, какой дорогой?.. Мне за вас напраслину терпеть.
Платон. Да об чем ты?
Глеб. Об чем? Об яблоках. (Громко.) Караул!»
На всех острых поворотах пьесы возникает у нас яблоко как символ сокровенного, желанного и окруженного опасной тайной. Райские яблочки с древа познания.
«Взял, бедный, одно яблочко, да и то отняли, попробовать не дали».
В спектакле яблоки дали ключ к оформлению и ко многим мизансценическим ходам.
Сад Барабошевых. Центр композиции — огромная яблоня. Яблоки на ветках. Яблоки на земле — валяются под ногами. Говорят, что беречь, стеречь надо, а они—вот валяются, через них переступают, по ходят.
Громадная ветка с яблоками и над крышей дома. Художник спектакля В. Левекталь предлагал такой трюк. В нужное время, во время напряженной паузы, яблоко (тяжелое, налитое) срывается с ветки, падает на железную крышу, с грохотом катится по ней. С еще большим грохотом летит, стуча внутри водосточной трубы по всем ее коленам, и,,, плюхается в кадку с водой. И тишина. И так несколько раз за первый акт, Потом отказались от этого — уж слишком внешний, механический трюк. Но соблазнительно было очень, признаюсь.
Во втором акте. Комната Зыбкиных. Нищета. Все продали, чтобы долг отдать. Голые стены. Стол, два стула, диван —все, что осталось. И два крупных яблока на пустом столе. Они должны подчеркнуть пустоту стола, бедность.
В третьем акте мы мизансценически продлили игру с яблоками.
Филицата предложила молодым «по яблочку», они их не взяли — не до того. Яблоки лежали на перильцах беседки. А потом бесшумно появился Глеб. Началась провокация. Он взял яблочки и шутливо, дружески спугнул страстный поцелуй, одно Поликсене подарил и отправил ее в дом, второе вложил в руку Платона. Да руку-то н зажал. И… закричал: «Караул!» А свои люди тут же наготове. С поличным.
Выскочили все обитатели. Вор! И яблоко в руке!
— На что мне ваши яблоки!—сказал: Платон и кинул его на землю. Покатилось к центру, к авансцене.