Август Коцебу «Ненависть к людям»

НЕИЗВЕСТНЫЙ. Горст! ты меня обижаешь. Хотя я считал, что для меня все равно, как бы кто обо мне ни думал в свете, но теперь чувствую, что это не совсем так. – Другу не должно оставлять отделенную от света тень друга, не узнав, каким образом судьба сделала его бесчувственным к радости. – Начнем! -  так… в двух словах можно заключить много несчастия. – Расставшись, брат, с тобою, я оставил и французскую службу; с той минуты улетело от меня счастие. Отечество мое мне польстило. Какие приятные дальновидности представлял я себе! как я хотел там жить и действовать! Мечталось мне, что я буду исправлять закоренелые глупости, пристыжать прикрытые столетним мраком предрассудки. О! кому спокойствие свое любезно, тот не отваживай его никогда для глупостей человеческих! Меня гнали, обижали, я прослыл опасным человеком. “Он остроумен, – так говорили везде, – но имеет злое сердце”. Это мне стало досадно. Я начал молчать, ничего более не охуждал; все хвалить и снискивать в людях доверенность. Тщетно! они никак не могли того забыть, что я некогда хотел быть умнее их. Я опомнился, стал жить для самого себя, и среди столицы препровождал уединенную жизнь. Меня сделали Подполковником, потому что хотели удержать имение мое в государстве. Я исправлял должность свою точно и ревностно, не стремясь к вышним чинам и не желая отличия. Полковник мой умер. Много было Подполковников, которые служили гораздо более меня. Я ожидал, что одного из них пожалуют на упалое место, и это б было для меня приятно. Но у какой-то прелестницы был двоюродный брат, глупый и надменный повеса, который находился в службе только шесть месяцев, – и его сделали моим командиром. Разумеется, что я потребовал отставки, и получил ее. – За некоторые насмешки над тою прелестницею посадили меня в крепость, как колодника. Там просидел я полгода и грыз ногти. Как скоро возвратили мне свободу, то я собрал свое имение и оставил отечество. Снабжен будучи познанием человеческого сердца – по крайней мере, так казалось мне – я считал, что впредь буду счастливее в людях. Я избрал Кассель для своего пребывания. Все шло превосходно. Я нашел друзей, которые меня ласкали, лелеяли, брали у меня взаймы деньги, опивали и объедали меня. Наконец, нашел и жену, невинное, прекрасное творение, не имевшее еще и пятнадцати лет. О, как я ее любил! Тогда я был счастлив. Она родила мне сына и дочь; природа впечатлела на обоих красоту их матери. О, как я любил жену свою и детей! Так, тогда я был очень счастлив! (Отирает себе глаза.) Вот слеза совсем нечаянная! милости просим, старые друзья, горькие и любезные слезы, мы давно не видались! – Ну, брат!.. история моя скоро кончится. Один из моих друзей, которого почитал я за честного человека, обманул меня на половину моего имения, я это вытерпел и ограничил свои издержки. Потом явился другой друг, молодой человек, который мне нравился, которому я помогал своими деньгами и которого я вывел в люди. Этот обольстил жену мою – и убежал с нею!  Довольно ли для тебя этого? Теперь извинишь ли меня в том, что я ненавижу людей и разлучился с светом? Ах! Друг мой, знай, что оковы и самая смерть ничто в сравнении с неверностью милой жены!
МАЙОР. Но она тебя не стоила. И! Мейнау! к чему так мучиться? и чему так много думать о неверной жене? – Это право глупость, сущее безумие.
НЕИЗВЕСТНЫЙ. Называй это как тебе угодно, говори, что хочешь, но сердце не повинуется никаким умственным бредням. Ах! я все еще люблю ее.
МАЙОР. Да где ж она?
НЕИЗВЕСТНЫЙ. Я этого не знаю, да и знать не хочу.
МАЙОР. А дети твои?
НЕИЗВЕСТНЫЙ. Я оставил их в здешнем уездном городе у вдовы мещанки, которая мне показалась довольно честною, потому что очень глупа.
МАЙОР. Опять человеконенавистный отзыв! но для чего не удержал ты при себе детей своих? они бы иногда разгоняли грусть твою.
НЕИЗВЕСТНЫЙ. Чтоб сходство их с матерью ежедневно напоминало мне об улетевших радостях? Нет! Я не видал их три года. Я не могу терпеть около себя никакого человека ни ребенка, ни старика: ребенок есть будущий злодей, а старик настоящий изверг! Право, если бы нежное воспитание не принуждало меня иметь слугу, то бы я своего давно уже прогнал, хотя он и не самый негодный из негодных.
МАЙОР. Что касается до жен, то это нередко бывает, когда берут за себя жену из так называемых хороших фамилий. Для того-то, Мейнау, я решился жениться на мещанке.
НЕИЗВЕСТНЫЙ. Ты хочешь жениться? Ха! ха! ха!
МАЙОР. Сперва посмотри ее. Пойдем со мною; моя родня нетерпеливо тебя ожидает.
НЕИЗВЕСТНЫЙ. Мне опять появиться между людьми! разве я не довольно решительно сказал тебе?
МАЙОР. Конечно, ты сказал это: но очень дурно сделаешь, если нынче ввечеру не придешь к моему зятю отужинать. Оказывать благодеяние, не требуя никакой благодарности, благородно и прекрасно; но избегать благодарности с такою суровостию, чтоб сделать свое благодеяние в тягость другому, есть непростительное тщеславие.
НЕИЗВЕСТНЫЙ. Неужели ты так обо мне думаешь?
МАЙОР. Я тебя столько знаю, что не могу этого подумать; но родственники мои… Есть в свет прекрасные вещи, которые как скоро перемудришь, то теряют свою цену; вещи, которые сначала производят удивление, потом досаду, а, наконец, некоторый род оскорбительного равнодушия.
НЕИЗВЕСТНЫЙ. Есть, брат, в свете и такие вещи, о которых можно лучше проповедовать, нежели им последовать. Если бы ты знал, как омерзителен для меня всякой посторонний человек, и что мне гораздо сноснее сидеть на миллионе иголок, нежели на мягких креслах в ваших учтивых компаниях! Как расстраивает меня на целый день, когда хоть издали только увижу я идущего ко мне, от  которого не могу удалиться и пред которым принужден я снять шляпу! – Оставь меня! оставь меня в покое! Всякий человек старается составить около себя собственную компанию, которой средоточием он сам бывает; пока в этом лесу будут птицы воспевать солнечный восход, до тех пор мне не будет недостатка в компании.
МАЙОР. Делай завтра, или послезавтра, что тебе угодно; но нынче опорожни со мной бутылку вина.
НЕИЗВЕСТНЫЙ (твердо). Нет! Нет!
МАЙОР. Как! и тогда нет, если бы ты мог одним этим посещением составить счастье своего друга?
НЕИЗВЕСТНЫЙ (в недоумении). Тогда! – но скажи мне, что такое!
МАЙОР. Тебе должно быть сватом за меня у Госпожи Миллер.
НЕИЗВЕСТНЫЙ. Мне?  Ах, Горст! я не имею ни малейшей способности к таким делам.
МАЙОР. Послушай, брат, я действительно люблю ее, и любовь моя основана на почтении. Это необыкновенная женщина: когда я перед нею бываю, то обо всем могу с нею говорить, кроме любви моей; потому что она имеет поразительный взор – взор, который обуздывает язык. Хотя сестра моя и хотела постараться; но я мало на нее полагаюсь. Похвала ее обо мне может показаться пристрастною; напротив того тебе, столь суровому виду, каков твой, – скорей поверят, если ты сколько-нибудь похвалишь ей добрые мои качества.
НЕИЗВЕСТНЫЙ. Да нет ли тут какого обману?
МАЙОР. Нет, я уверен, что она не поступит со мною худо. Сделай милость, Мейнау; от этого зависит счастие твоего друга. Я доставлю тебе случай поговорить с нею наедине. Что! согласен ли ты теперь?
НЕИЗВЕСТНЫЙ (помолчав). Согласен, но с условием.
МАЙОР. Говори.
НЕИЗВЕСТНЫЙ. Чтоб ты мне завтра же позволил отсюда уехать.
МАЙОР. Уехать? – куда?
НЕИЗВЕСТНЫЙ. Куда Богу угодно. – К людям, которые меня не знают.
МАЙОР. Упрямец!
НЕИЗВЕСТНЫЙ. О6ещай – или я совсем не приду.
МАЙОР. Так и быть, я обещаюсь. Может быть, мысли твои бывают веселее при восхождении солнца (Подает ему руку.) Следуй за мной.
НЕИЗВЕСТНЫЙ. Нет! мне должно прежде получше одеться.
МАЙОР. Через полчаса мы тебя будем ожидать: ты дал мне слово.
НЕИЗВЕСТНЫЙ. Хорошо.
МАЙОР. Прощай! (Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ III

НЕИЗВЕСТНЫЙ, вскоре потом ФРАНЦ.

НЕИЗВЕСТНЫЙ (ходит несколько взад и вперед. Взор его потуплен и пасмурен; потом останавливается и кличет.). Франц!
ФРАНЦ. Чего изволите, сударь?
НЕИЗВЕСТНЫЙ. Мы завтра поедем.
ФРАНЦ. Хорошо, сударь.
НЕИЗВЕСТНЫЙ. Может быть в другую землю.
ФРАНЦ. Для меня все равно.
НЕИЗВЕСТНЫЙ. А может быть и в другую часть света.
ФРАНЦ. Как вам угодно.
НЕИЗВЕСТНЫЙ. О! миролюбивые островитяне Южного моря! к вам хочу я удалиться; вы еще не испорчены: в вас один только порок – кража. Но вам нечего будет красть; я не принесу с собою никаких сокровищ: драгоценнейшее сокровище, которое я имел, спокойствие, у меня похитили в Европе. – Или к вам, честные обитатели Визапура! к вам, которых прелестно изобразил нам Райналь неподражаемою своею кистью. Или – но куда Богу угодно! – вон! вон из этого просвещенного лазарета! Слышишь ли, Франц? завтра, чем свет.
ФРАНЦ. Очень хорошо.
НЕИЗВЕСТНЫЙ. Однако ж, Франц, сделай прежде еще небольшое дело: сходи в деревню, найми там у мужика лошадей с повозкою и поспешай в близлежащий городок. Ты можешь еще до захождения солнца назад возвратиться. Я дам тебе письмо к одной знакомой мне мещанке. Там найдешь ты двоих ребят; это мои дети.
ФРАНЦ (с удивлением). Ваши дети, сударь?
НЕИЗВЕСТНЫЙ. Возьми их, и привези с собой.
ФРАНЦ. Как это! будто ваши дети!
НЕИЗВЕСТНЫЙ. Да, да, мои дети, разве это тебе непонятно?
ФРАНЦ. Я очень понимаю, что вы можете иметь детей; но теперь уж три года, как я у вас служу, и никогда об них не слыхивал. Это право удивительно.
НЕИЗВЕСТНЫЙ. Много говорить о своих детях дурачество.
ФРАНЦ. Есть различие между тем, чтоб говорить много и совсем ничего не говорить. – Так вы были женаты?
НЕИЗВЕСТНЫЙ. Не досаждай мне пустыми вопросами; поди, и приготовляйся к дороге.
ФРАНЦ. Это часовое дело.
НЕИЗВЕСТНЫЙ. Поди! (Франц уходит.)

ЯВЛЕНИЕ IV